Дом номер двенадцать на Гриммаулд Плейс был неприветливым. Не страшным, не злобным, не мерзким - неприветливым. Это Джинни поняла сразу, когда год назад впервые в него вошла. Мрачное строение, пыльный холл и непременное:
- Предатели рода!! Проклятье крови!! Позор предков!! Убирайтесь прочь, мерзкие твари!!!
Да, именно неприветливым.
Но Джинни он нравился. Несмотря на тонны пыли, ветхую мебель и проваливающиеся полы. Несмотря на то, что поднимаясь на второй этаж она никогда не знала, дойдёт ли туда целой или хотя бы живой. Один раз - пару дней назад - она уже почти скатилась с лестницы, оступившись на провалившейся прямо под ногой ступеньке. Хорошо, что позади шёл Рон, быстро подхватившей её. И не отпустивший против обыкновения какой-нибудь шуточки по поводу неуклюжих девушек. Лишь:
- Аккуратней, сестрёнка.
И всё. Но это его "сестрёнка"… Так он стал называть её недавно. Собственно, как раз после того, как они вернулись из школы. Словно он внезапно позабыл другие обращения вместе с её именем. Только "сестрёнка". Не то что бы Джинни была против, но… Но. Что-то не давало покоя в изменившемся поведении брата. Что-то настораживало. Что-то. Однако что именно - Джинни понять не могла и решила не обращать внимания. Тем более в остальном Рон вёл себя как обычно.
Джинни задумалась, забравшись на кровать с ногами и отложив учебник по Трансфигурации, который изучала до того, как её мысли приняли неожиданный оборот. На самом деле, он не вернулся к обычной манере поведения. Он стал более вежливым, обходительным. Прекратил попытки высмеять её. Наоборот, показывал, что её мнение для него важно, что он к нему прислушивается.
Ни слова не сказал о Дине с памятного разговора в "Хогварт-Экспрессе".
Забыл? Смирился? Джинни подперла рукой подбородок, не обращая внимания на закрывшие лицо густые пряди медных волос. Задача оказалась не из простых. Рон никогда не забывал того, что его раздражало, что ему мешало. Джинни думала, что он до сих пор детально помнит рождественский бал, посвящённый Тремудрому Турниру. Вернее, помнит, как Гермиона пошла туда не с ним, танцевала там не с ним. Рыжеволосая колдунья не удивилась бы, если б её брат даже в подробностях помнил каждое выражение лица Гермионы в тот вечер. Нет, он, конечно, не держал зла на Виктора или свою подругу, но и не забывал того бала. Таким уж он был.
С другой стороны, он ни словом не касался темы отношений его сестры и Дина Томаса, который, как считал Рон, никак не подходит на роль её ухажёра. Ни он не подходит, ни кто-либо другой. Любой задерживающийся рядом с Джинни более чем на пару минут молодой человек вызывал вспышку раздражения Рона, которая выливалась в поток упрёков, высказываемых ей, как только они могли поговорить более-менее свободно. Джинни уже даже прекратила обращать на словоизлияния брата внимание, не то что обижаться, и считала, что их отношения вошли в ровную колею - ведь Рон, следует сказать, дальше претензий не шёл, - как тот преподнёс сестре сюрприз. Ей хотелось бы верить, что приятный, но уж больно вразрез он шёл с обычным поведением младшего из братьев-Уизли.
В задумчивости она потеребила локон волос, но ни к каким выводам придти не получалось. Кроме одного - происходящее странно и непонятно.
Но это Джинни и раньше знала.
Она пожала плечами и вернулась к изучению учебника. За окном медленно темнело.

- Джинни, Рон! Сегодня вы убираете гостиную на втором этаже! - огромный дом всё ещё пребывал в беспорядке, хоть и не в таком, как год назад, поэтому сидеть без дела Молли Уизли никому не позволяла.
- Какую, мам?! Их там много! - Рон слегка поморщился, но увильнуть от работы не попытался - понимал, что бесполезно.
- В которой та уродливая люстра!
- Понятно! - весело крикнула Джинни. Рон только ещё больше скривился, ведь фронт работ предстоял немаленький.
- Идём? - она весело подмигнула развалившемуся на ветхом диване брату.
Он тут же поднялся, стряхнув с себя расслабленный вид:
- Конечно, сестрёнка. Поднимайся, а я пока принесу… это, - последнее слово он произнёс с нескрываемым отвращением
Вот опять. Опять он ведёт себя странно. Он обязан был ныть, пытаться подольше остаться в любимом горизонтальном положении, спихнуть всю работу на неё, а вместо этого - "конечно, сестрёнка". Джинни скрыла недоумение под доброжелательной улыбкой, вышедшей по-настоящему тёплой - очень приятно, когда тебя ценят и слушают, -  и отправилась совершать опасное восхождение по лестнице. За её спиной послышались быстрые шаги брата, отправившегося за "этим". Так он называл швабры, тряпки, ведра и прочую обычную домашнюю утварь.
Как бы то ни было, он изменился не полностью.
Но всё равно заметно.
Джинни медленно и осторожно поднималась наверх, но, как только её нога коснулась внушающей доверие поверхности пола второго этажа, быстро пошла, почти побежала, в указанную мамой гостиную. Она не любила сидеть на месте. Она не любила осторожничать. Ей всегда хотелось двигаться, нестись вперёд, не останавливаться ни на секунду. Поэтому ветхая старая лестница её по-настоящему бесила. Единственное в родовом поместье Блэков, что действительно не нравилось маленькой рыжеволосой колдунье. Даже портрет матери Сириуса представлял для неё лишь лёгкое неудобство. В конечном итоге, крики можно и перетерпеть или заглушить. Но вот постоянные подъёмы и спуски с черепашьей скоростью… Джинни терпеть не могла, когда что-то ограничивало её свободу.
Вот только время на починку лестницы найти никто не мог. Приходилось мириться.
Катиться по крутым ступеням кубарем как-то не хотелось. Совсем.
Гостиная с "той уродливой люстрой" располагалась довольно далеко, поэтому Джинни, пробежав по пустым коридорам и остановившись перед двустворчатой потемневшей от времени дверью, несколько успокоилась. Ну, пришлось медленно подниматься, ну и что? Жизнь-то не закончилась! Вот и нечего забивать себе голову глупостями. Озорно улыбнувшись, она потянула за массивную бронзовую ручку, и створка, немного посопротивлявшись, распахнулась.
Сквозь широкие окна в комнату врывался тусклый свет пасмурного утра, освещавший пыльные чехлы на нескольких столиках, паре диванов и множестве кресел, составлявших всё убранство гостиной. Оконные проёмы были настолько велики, что, даже несмотря на ненастную погоду и разводы грязи на стёклах, недостатка освещения не ощущалось. Мозаичный паркет пола когда-то, наверное, оставлял приятное впечатление, но после многолетнего отсутствия полировки потускнел, покрывшись толстым слоем пыли. То же следовало сказать и о деревянных панелях на стенах. Клочья паутины на некогда белом потолке довершали картину. В прошлом здесь было очень красиво, сейчас же от тех времён не осталось и следа.
Но Джинни нравилось представлять себе, как эта комната выглядела раньше, нравилось воображать мягкое, тёплое сияние дерева пола и стен, изысканные обводы кресел, струящиеся от потолка до пола занавеси на окнах, а больше всего - огни сотен свечей на огромной люстре. Рыжеволосая колдунья не разделяла мнения своей матери о том, что та уродлива. Наоборот, Джинни нравились хрустальные кристаллики, во множестве обрамлявшие беспорядочно скреплённые друг с другом изящные подсвечники, составляющие абстрактную, безумную, но притягательную композицию, так раздражающую Молли Уизли.  Кристаллики, свисающие вниз, напоминая застывший под внезапным ударом холодов ручей. Она любила воображать, как зимними вечерами здесь собирались колдуны и ведьмы, как они разговаривали и смеялись, а потом раздвигали столы и кресла и устраивали танцы. Как под сотнями перемигивающихся огоньков и под звучащий вальс пары кружились в плавных па, а за окнами бушевали ветер и снег. Джинни мечтательно вздохнула и в этот же момент услышала из-за спины:
- Леди, позволите пригласить вас на танец?
Она резко обернулась и увидела склонившегося в полупоклоне Рона, протягивающего вперёд ладонь. Рыжеволосая колдунья удивлённо захлопала глазами на брата, пытаясь понять, что всё это значит. Тот, чувствуя её замешательство, произнёс:
- Вы так красивы, что даже нынешнее несовершенства сего зала и отсутствие музыки не сможет помешать нам. Прошу вас, примите моё предложение, - менять позу до того, как получит ответ, он, похоже, не собирался.
А Джинни, как ни старалась, не смогла услышать в его голосе ни капли насмешки. Ни единой весёлой нотки. Он и в самом деле приглашал её потанцевать. На полном серьёзе.
Он никогда не делал ничего подобного.
И она решила принять правила игры:
- С удовольствием, сэр, - и с улыбкой приняла его руку.
Он мягко сжал её ладошку и притянул Джинни к себе, вовлекая в ритм только ему слышной музыки.
Рон плавно, мягко - и неожиданно властно - вёл сестру в круге танца, то приближаясь, то отдалясь, но не отпуская её руки. А Джинни следовала за ним, думая, почему его ладонь такая ледяная. Почти обжигающий холод.
Но вскоре она перестала обращать на него внимание. Танец завораживал её, уводил в лабиринты воображения, заставлял услышать музыку, которой руководствовался Рон. Теперь и Джинни слышала её, погрузившись в круговорот па. Рыжеволосая колдунья не знала, где младший из её братьев научился так танцевать, да и не хотела знать. Он сумел увлечь её, зачаровать, наполнить искрящимся весельем, превратить обычный день в волшебный без всякой магии. И как он это сделал - было совершенно не важно.
Потому что Джинни восторженно смеялась, смешав воображаемое с реальностью, державшись за руку своего брата и двигаясь в такт музыке, слышимой лишь им двоим.
Она почувствовала себя персонажем недавних грёз.
И не имеет значения, что сжимающие её ладонь пальцы холодны как лёд.
Сейчас она была по-настоящему счастлива.
И даже прозвучавший откуда-то снизу голос мамы не разрушил созданной Роном иллюзии, неотличимой и не отличающейся от действительности.
- Эй, вы чем там занимаетесь?! Хватит хохотать, вы должны убирать дом!
- Да, мам! - остановившись, звонко крикнул Рон, заговорщицки улыбнувшись сестре и взглядом указав на дверь, рядом с которой стояло ведро воды с двумя швабрами.
Джинни рассмеялась и, чмокнув его в щёку от избытка эмоций, отправилась выполнять поручение матери.

Ужин почти не запомнился. Вроде бы, мама приготовила рагу. Вроде бы, пришли Шизоглаз Хмури и задумчивая, какая-то потерянная Тонкс. Вроде бы, Тонкс снова пыталась опрокинуть кастрюлю с едой на пол и долго потом извинялась. Вроде бы. А ещё вроде бы Рон всё время на неё беспокойно смотрел. Может, так и было. Может, только показалось.
Голова раскалывалась настолько сильно, что выудить из памяти хоть чего-то путное не удавалось.
В глаза будто всадили ножи и теперь медленно поворачивают их в ране, череп, не выдерживая такого, готов был расколоться, кожа на лбу горела.
Так плохо, что дойти до собственной постели стало практически непосильной задачей.
Но Джинни дошла, вернее, доплелась, хватаясь за стены, и рухнула на прикрытую покрывалом кровать, уткнувшись лбом в то место, где должна была находиться подушка. Во всяком случае, утром находилась, но разбираться сейчас сил не оставалось. Их едва хватало на дыхание. Увы, прохладная ткань не принесла облегчения, голову продолжало разрывать, к горлу подкатила тошнота, но Джинни не двигалась. Знала, что не поможет. Эту боль можно было только перетерпеть.
И заклинания, и зелья, и маггловские лекарства тут бесполезны.
Небольшой подарок от Тома. На долгую память.
Со времён общения с дневником на первом курсе приступы боли периодически накатывали на рыжеволосую колдунью. Редко. Но всерьёз, надолго. Безжалостно. Как сейчас.
Ещё в первые несколько раз она поняла, что попытки вылечить или как-то ослабить разрывающую, вызывающую тошноту боль ни к чему не приводят. Наоборот, от суеты становилось лишь хуже. Единственная возможность хоть как-то ослабить пытку - просто лежать. Не шевелиться. Даже не дышать.
Но если кажется, будто от боли мир посерел, если дрожат руки и в горле стоит комок, если всё тело покрыто потом и желание осталось только одно - лишь бы это кончилось! - спокойно лежать получается плохо.
Кажется, что движение принесёт облегчение. Кажется, стоит изменить позу - и всё пройдёт.
Только кажется.
Потому что стоит пошевелиться - и боль усиливается. Намного. Во много.
Так, что хочется орать. Но это не поможет. Ничего не поможет. Просто спустя какое-то время боль уйдёт сама собой. Как будто её выключили. Вот она была - а в следующую секунду её нет.
Но когда она уйдёт?
Нет ответа.
И от этого ещё хуже. Страшнее. Вдруг она останется навсегда? Вдруг пытка не прекратится?
Джинни давно научилась не обращать внимания на такие мысли. Но с каждым новым приступом они возвращались.
А легче всё не становилось. Перед глазами стояли круги, немилосердно мутило. Лицо пылало. Покрывало, в которое она уткнулась, стало отвратительно горячим, от прикосновения к нему было ещё хуже. Видимо, придётся перевернуться.
Она медленно, осторожно перекатилась на спину, благо размеры кровати - не чета той, что осталась дома - позволяли и большее.
Лучше б она этого не делала.
Прикосновение нагревшейся ткани было неприятным. А въевшаяся в глаза, раздирающая череп изнутри, вызванная движением боль - мучительной. Джинни тихо застонала, не позволяя себе большего - если в комнату, услышав хоть какой-нибудь необычный звук, прибежит мама и попытается что-нибудь сделать, то станет гораздо, гораздо хуже.
И в следующий миг на её казавшийся воспалённым лоб легла ледяная ладонь.
Прикосновение оказалось настолько неожиданным, что Джинни вздрогнула и тут же бессильно откинулась на спину, снова едва слышно застонав.
- Не двигайся. Расслабься. Сейчас станет легче, - голос Рона совсем не похож на его прикосновение. Он заботливый, ласковый. Тёплый.
А его рука холоднее самой зимы, но… Этот холод заставлял отвлечься от боли, переключиться на что-то другое. Дарил облегчение, пусть даже недолгое. Или…
Или.
Боль по-настоящему отступала. Не быстро. Но ледяное прикосновение брата будто вытесняло её, не оставляло ей места.
Холод не терпел ничего с собой рядом. Джинни подумала, что лоб уже, наверное, превратился в кусок льда. Ощущение не из приятных. Но боль, уходя, приносила такое облегчение, что эта мысль не задержалась в голове рыжеволосой колдуньи. Она слабо улыбалась, погружаясь в сон.
Как всегда, проходящий приступ оставлял её обессиленной, желающей только спать. Но перед тем как соскользнуть в мир грёз, Джинни успела прошептать:
- Спасибо…
И услышать в ответ:
- Спокойной ночи, сестрёнка.
Последним, что Джинни запомнила, было то, как он, убрав руку со лба, нежно провёл ладонью по её волосам.

Следующий день прошёл как обычно. После завтрака Джинни вместе с мамой приводила в порядок один из многочисленных чуланов, потом помогала готовить обед, потом приехали Фред и Джордж, и они вместе весело болтали до самого вечера. Близнецы театрально вставали в позу и рассказывали, как у них идут дела в магазине, а она смеялась. Они делали вид, что обижаются на такое легкомыслие и пренебрежение к серьёзной работе, и она смеялась ещё сильнее. Тогда и Фред, и Джордж начинали хохотать тоже, а дальше всё повторялось по новой. Наконец маме надоел постоянный хохот в гостиной и она заставила Джинни чистить картошку к ужину.
За весь день ей ни разу не удалось остаться с Роном без свидетелей.
На самом деле, она видела его только во время завтрака и обеда.
А на ужине тот и вовсе не появился. Когда Джинни попыталась узнать, куда он пропал, мама гордо ответила, что Рон пошёл заниматься.
Рон променял ужин на учебники.
Она окончательно перестала понимать, что происходит.

Когда Джинни, наконец, смогла скрыться от зоркого ока Молли Уизли и распрощаться с близнецами, за окном уже полностью стемнело. Подумав, что Рон - чем бы он ни был занят - наверняка в своей комнате, рыжеволосая колдунья морально подготовилась к очередному длительному подъёму и направилась на второй этаж. Слушая скрип ступенек, так и норовивших провалиться под её весом - и как тут только взрослые ходят? - она размышляла, что же произошло вчера вечером.
Рон пришёл, и просто прикосновением убрал то, от чего не помогала никакая магия. Что заставляло мадам Помфри только разводить руками. Что не смог преодолеть даже сам профессор Дамблдор, а ведь он пытался.
Но отпечаток Тома был слишком силён.
А Рон убрал его прикосновением.
Нет, не убрал - выморозил.
Получалось так.
Джинни поднялась на последнюю ступеньку и помотала головой, пытаясь найти хоть какое-то другое объяснение происшедшему. И не находила. Но знала точно, что вчера произошло нечто невероятное.
Она еще раз тряхнула головой, откинула с лица непослушную прядь и пошла в комнату Рона.
В любом случае, ей необходимо понять, как ему это удалось.
Идти пришлось недалеко - комната брата, которую он делил с Гарри, когда тот появлялся в поместье, располагалась всего лишь в нескольких десятках шагов от лестницы. Джинни уже занесла руку для стука, но тут её охватили сомнения.
Что она ему скажет? Как спросит? Что он ответит? Захочет ли отвечать?
Рыжеволосая колдунья застыла в нерешительности, не опуская руку, но и не решаясь на какие-то действия.
Но ведь он что-то сделал. Как-то ей помог. В конечном итоге, это её брат, которого она знает всю жизнь, с которым постоянно дралась в детстве!
Джинни упрямо поджала губы и негромко - нарочито негромко - постучала.
Она хочет знать, а раз она этого хочет - то обязана попытаться, несмотря ни на какие сомнения.
Рон ответил с заминкой. Небольшой, но заметной - наверное, чем-то увлёкся.
- Не заперто!
Она немедленно приоткрыла дверь, скользнула внутрь и сразу же закрыла её за собой, повернув торчащий в замке ключ. Обернулась. Рон, прищурившись, наблюдал за ней. На лице его читалось лёгкое любопытство. Он кивнул на запертую дверь:
- Что это ты делаешь?
Вместо ответа Джинни подошла к нему вплотную и, сбросив видавшие виды кроссовки, забралась на широкий стол, перепрыгнув через его вытянутые ноги - Рон любил сидеть за столом вполоборота, почти лёжа на стуле, - и попутно отметив, что он перед её приходом записывал какие-то формулы на свитке пергамента. Устроившись поудобнее, она ровно произнесла:
- Нам нужно поговорить.
Он посмотрел на сестру, потом, слегка приподняв брови, скосил взгляд вниз - её ступни почти касались его коленей. Джинни этот взгляд проигнорировала.
- Я слушаю, - он и не подумал изменить позу, лишь сплёл пальцы рук на животе, лениво свесив локти по бокам и доброжелательно смотря на неё.
Его внимательное спокойствие смутило Джинни. Рон, которого она знала раньше, никогда не повёл бы себя… так. Как угодно по-другому, но не так.
Впрочем, сейчас не время сомневаться. Она серьёзно посмотрела брату в глаза и спросила:
- Что вчера произошло?
В ответ Рон открыто и весело улыбнулся:
- Знаешь, сестрёнка, что мне в тебе нравится? - она помотала головой, немного ошарашенная странной реакцией: - Ты не ищешь обходных путей! Если хочешь что-то сказать или о чём-то спросить - говоришь или спрашиваешь, не хитришь, не юлишь, не пытаешься вызнать окольными путями, а просто и прямо говоришь или спрашиваешь. Хорошая черта!
- Хорошая? - несколько неуверенно переспросила Джинни.
- Хорошая, поверь мне, - он продолжал широко улыбаться. - Все эти хитрости, уловки, околичности - прерогатива подлецов. Честность всегда лучше.
- Думаю, с тобой бы многие не согласились, - против воли вырвалось у неё.
- Им же хуже, - он отмахнулся. - Эта истина настолько проста, что спорить с ней глупо. Но я, кажется, ушёл немного в сторону, - прервал Рон сам себя. - Ты хотела узнать о вчерашнем, да?
Джинни кивнула, не решаясь ничего говорить вслух. Она абсолютно не могла вести нормальный разговор, поведение брата действовало на неё так же, как удав на кролика. Рон несколькими словами, парой жестов заставил все приготовленные вопросы и доводы вылететь у неё из головы.
Рыжеволосая колдунья запуталась.
Её брат же тем временем продолжал:
- За ужином я заметил, что у тебя болела голова. Сильно. Приступ, верно?
Джинни опять кивнула.
- Ты прекрасно держалась, никто кроме меня ничего не понял, - она открыла было рот, но он остановил её движением ладони, - я понял потому, что всегда вижу, когда у тебя начинаются эти приступы. Не удивляйся, всегда. Просто раньше я считал, что лучше в такое время оставлять тебя в покое, ведь боль рано или поздно отступает. Но вчера тебе было очень плохо, я чувствовал. Как будто плохо было мне... Нет. Хуже. Если бы плохо было только мне, то я бы претерпел. Но мучилась ты. И я захотел помочь. Очень сильно захотел. Потому и пришёл, - Рон прямо и уверенно взглянул ей в глаза.
Джинни растерянно заморгала:
- И всё?
Он улыбнулся и наклонил голову:
- Да. Захотел помочь и пришёл. Я ведь помог?
- Помог… - Джинни уже совсем ничего не понимала.
Рон спокойно смотрел на неё, ожидая новых вопросов, а она судорожно пыталась сопоставить его рассказ с тем, что говорили о головных болях мадам Помфри и профессор Дамблдор. Наконец она выдавила:
- Но… ты не использовал магию, зелья?..
- Нет. Ничего такого.
- Ты всего лишь захотел помочь, и боль ушла?
- Похоже, что так.
Джинни пару раз тряхнула головой и снова переспросила:
- Только по желанию?
- А разве этого мало? - удивлённо поинтересовался Рон.
- Но…
Он придвинулся к ней, поймав растерянный взгляд:
- Сестрёнка, ведь сработало? - она кивнула. - Я и не сомневался. Всё возможно, если сильно захотеть.
Произнеся это, он отстранился, и она, не найдя что ещё сказать, спрыгнула на пол, принявшись обуваться. Джинни действовала как будто в тумане, слишком уж странным, необычным оказался разговор. Выбивающим из колеи. Управившись, рыжеволосая колдунья подошла к двери, открыла замок и повернулась к брату.
Он продолжал сидеть в той же расслабленной позе, с улыбкой смотря на неё.
- Рон… ты очень сильно изменился.
Он засмеялся:
- Ничуть, сестрёнка. Я просто стал лучше разбираться в своих желаниях.

Джинни несколько последующих дней обдумывала странный разговор. Внешне она вела себя как обычно: помогала маме, читала, общалась с многочисленными гостями, постоянно приходящими в поместье, радовалась жизни и веселилась, периодически перебрасывалась шутками с Роном, но не могла выбросить из головы произошедшее. Брат, казалось бы, не сделал ничего плохого, честно ответил на все вопросы, вот только Джинни всё равно беспокоилась. Она не понимала, что случилось с Роном. Вдруг ему нужна помощь? Вдруг эти перемены вызваны внешними причинами, а вовсе не переоценкой взглядов?
Она даже подумала, что Рон находится под заклятьем "Империус".
Но, по размышлению, эту мысль отбросила. Будь он под контролем, то стал бы скрытным, нелюдимым. Как мистер Крауч.
А он, наоборот, открыт, весел и внимателен к другим как никогда.
Это замечательно, но уж слишком резко. Всего за несколько дней - и такие изменения. Возможно ли?
Выходит, что да.
За всё время, что Джинни думала над беседой с братом, она ни разу не попыталась ещё раз серьёзно поговорить с ним. Её подозрения разлетались, будто вспугнутые голуби, стоило ей на него посмотреть.
И она молчала.
И ни разу не спросила, почему его руки так холодны.
Потому что Джинни - и это было главным выводом после долгих размышлений - очень нравился новый Рон.

Сегодня эта чёртова лестница уже по-настоящему достала!
Эта фраза очень точно описывала впечатления Джинни от нынешнего дня.
Сначала спуск к завтраку. Потом маме потребовалось что-то с чердака - подъём и спуск. Потом она случайно пролила на колени чай - подъём и спуск. Потом вместе с Роном пришлось выносить мусор, освобождая одну из многочисленных кладовок на втором этаже. Подъём и спуск. Подъём и спуск. Подъём и спуск.
Без конца. С такой скоростью, что даже черепаха покажется "Молнией".
Рон только сочувственно смотрел на сестру, но ничего не говорил, не желая ещё больше раздражать.
К тому моменту, как хлам в кладовке закончился, Джинни уже была вне себя. Она бы не удивилась, если бы выяснилось, что от неё идёт дым - настолько рыжеволосая колдунья пребывала в ярости.
Но походы туда-обратно на этом не закончились. Сегодня маме, как назло, требовались тысячи вещей, находящихся наверху, пойти за которыми требовалось именно Джинни и никому другому.
Подъём и спуск. Подъём и спуск.
К обеду Джинни разговаривала исключительно сквозь зубы.
В самом деле, ну почему нельзя починить чёртову лестницу? Уже год как она угрожает существованию Ордена Феникса едва ли не больше Волдеморта и Упивающихся Смертью. Зачем нужны проклятья, когда ежедневно велика вероятность оступиться на ветхих ступеньках и свернуть себе шею? Но нет, мы продолжаем издеваться над собой. Как же, мы спасаем мир, у нас нет времени на ремонт какой-то там лестницы.
Джинни рассерженно зашипела, в очередной раз рассматривая ненавистный подъём - теперь её отправили убираться у себя в комнате.
Как будто она не делала этого два дня назад. Тут вокруг столько пыли, что она, похоже, неистребима. Стоило закончить её протирать, как уже стоило бы начать снова. И чего маме неймётся?
Конечно же, свои претензии Джинни оставила при себе. В отношении наведения порядка Молли Уизли проявляла каменную твёрдость - в доме должно быть чисто, и точка. А все претензии лучше высказывать пустому месту, оно хотя бы на тебя не накричит.
Джинни зло поджала губы и недовольно вздохнула.
- Теперь на этой лестнице можешь хоть гонки на драконах устраивать. Пешие, я имею в виду.
Рыжеволосая колдунья резко обернулась. Позади неё скрестив руки на груди стоял Рон, весело улыбаясь.
- В смысле? - буркнула Джинни. Если только это очередная шуточка!..
- В прямом. Я её починил.
Она поражённо моргнула:
- То есть как?
Рон прошёл мимо сестры, поднялся на пару ступенек и в подтверждении своих слов попрыгал, стараясь в приземлении ударить по лестнице посильнее, после чего ответил:
- То есть так. Взял и починил. Теперь никакой мороки, - он обвёл рукой вокруг. - Наслаждайся.
- Но… Как ты это сделал? - она, растерянно улыбаясь, поднялась к нему и тоже несколько неуверенно постучала ногой по ступеньке. Та стояла как влитая и не собиралась проваливаться или рассыпаться в труху.
- Позаимствовал у мамы палочку, освежил в памяти кое-какие заклинания… В общем, ничего сложного.
- Нам же нельзя колдовать вне школы! - воскликнула Джинни.
Рон демонстративно зевнул:
- Тут везде полно магии и колдунов, а я воспользовался не своей палочкой. Учитывая ограниченность министерской системы учёта колдовства несовершеннолетних, полагаю, можно не беспокоиться.
- А если!..
- Не волнуйся, сестрёнка, - он не дал ей договорить. - Всё будет в порядке.
- Никогда больше так не делай!
- Как скажешь, сестрёнка, - он легко усмехнулся и направился на второй этаж.
- Постой! - Джинни догнала его и, положив руку на плечо, заставила обернуться.
- Да?
Рыжеволосая колдунья подошла поближе к брату, встав на цыпочки, дотянулась губами до его уха и, почти касаясь розовой мочки губами, прошептала:
- Спасибо, мне очень приятно.
Он серьёзно кивнул:
- Всегда пожалуйста, сестрёнка.

Неприятно просыпаться среди ночи. Мгновенно выныривать из сновидений и понимать, что заснуть больше не сможешь. Притом совершенно непонятно, что вызвало пробуждение. Просто спать больше невозможно, но усталость никуда не делась, а в глаза будто песка насыпали. Неприятно.
В таких случаях можно долго ворочаться с боку на бок, можно пойти и выпить снотворное, а можно подняться невзирая на поздний час и считать, что наступило утро.
Джинни выбрала последний вариант.
Она отбросила одеяло и села на постели, свесив ноги вниз. Каменный пол холодил голые ступни, но она не спешила искать обувь. Наоборот, сидела неподвижно, давая глазам привыкнуть к темноте. Тусклые огни фонарей едва пробивались сквозь плотную ткань штор, поэтому в комнате царила почти непроницаемая тьма. Почти. Джинни потребовалось несколько минут, чтобы возможно стало различать очертания предметов. Всё это время она сидела неподвижно, и ноги окончательно замёрзли.
Зато ощущение усталости и резь в глазах немного притупились.
Она поднялась и сняла ночную рубашку, небрежно бросив её на кровать, после чего переоделась в свои обычные поношенные домашние джинсы и простую светлую майку, нашарила под кроватью стоптанные кроссовки с заправленными в них гольфами и обулась. Свет включать так и не стала, не хотела нарушать чары ночи, пытаясь восполнить прерванный сон покоем мрака.
Закончив с одеждой, рыжеволосая колдунья подошла к двери и упёрлась лбом в прохладную деревянную поверхность, схватившись руками за ручку. Ничего не болело, но было как-то… муторно, казалось, что она ещё во власти сна и всё это - лишь его часть. Прикосновение дерева помогло справиться с наваждением, и она, встряхнувшись, вышла в коридор, быстро направившись на кухню.
Раз уж спать не получается, то можно выпить кофе.
В поместье стояли темнота и тишина, так непохожие на дневную суету, когда постоянно прибывали или, наоборот, отправлялись на задания члены Ордена Феникса, проводились совещания и кипела постоянная бурная деятельность мамы. Но сейчас коридоры и гостиные были пусты и безмолвны, набираясь сил перед новым днём. Джинни не собиралась им мешать, потому старалась идти бесшумно и опираться только на собственное зрение - благо она видела в темноте гораздо лучше многих.
Мама, зная об этой способности дочери, иногда называла её "котёнок".
Придя на кухню, Джинни подошла к плите и достала из шкафчика над ней турку, в которую высыпала немного размолотых кофейных зерён из стоящей поблизости баночки - у мамы всегда был запас на случай ночных визитов - и залила их водой из-под крана, поставив затем турку на плиту и сказав:
- Почти самый сильный огонь.
Конфорка тут же загорелась, а рыжеволосая колдунья подумала, как же, наверное, тяжело живётся магглам. Она слышала, что у них для плит нужен какой-то газ, который затем требуется поджечь чем-то, называемым "спички", и покрутить выключатель, чтобы добиться нужной температуры. То ли дело у колдунов - сказал, какое нужно пламя, и оно сразу же загорелось! Легко и удобно.
В ожидании кофе она села за стол и посмотрело в окно, выходящее на безлюдную площадь, освещённую неяркими огнями фонарей. Ничего необычного, но Джинни не отрывала взгляда, расслаблено наблюдая за маленьким кусочком ночного города. На губах её блуждала мягкая улыбка, казавшаяся неземной в танце порождённых пламенем плиты теней.
- Если бы я не знал тебя, сестрёнка, то подумал бы, что наш дом посетил дух самой ночи - прекрасный, таинственный и недоступный. Жаль, что я не художник и не поэт - ты достойна полотен первого и поэм второго.
Джинни вздрогнула и отвела глаза от окна.
На пороге кухни, прислонившись к косяку, стоял Рон, наблюдая за ней.
- Извини, я не хотел тебя пугать.
Она тряхнула головой и поднялась на ноги, одновременно произнеся:
- Вряд ли художники и поэты интересуются простыми ведьмами из английского захолустья.
- Простыми - возможно, - по голосу чувствовалось, что он улыбается. - Но ты - далеко не простая.
Ощутив, что заливается краской, Джинни попросила:
- Мне, конечно, нравится слышать подобные слова, но не мог бы ты не смущать меня больше сегодня?
Вместо ответа он вошёл в кухню и присел на стул напротив стоящей сестры, сказав:
- Погасни, - на кухне вновь воцарился мрак, ничуть не разгоняемый слабым светом, проникающим с улицы. - Похоже, твой кофе готов.
- Откуда ты знаешь?
- Ты хорошо видишь в темноте, а я тоньше других чувствую запахи, помнишь? Кофе пахнет как готовый.
- Ах да, - пробормотала рыжеволосая колдунья - она знала об этой его особенности, но как-то не придавала ей значения. Потом выбралась из-за стола и достала чашку, куда аккуратно перелила горячий напиток, поставила опустевшую турку в раковину и вернулась на своё место напротив брата.
Тот приподнял бровь - со столь близкого расстояния Джинни без труда могла разглядеть выражение его лица в темноте - и произнёс:
- Не пролила не капли. Впечатляет.
- Ты сам говорил, что я вижу в темноте.
- Выходит, я тебя недооценивал.
Джинни окончательно прекратила попытки разобраться в его поведении и даже удивляться уже перестала, потому просто ответила:
- Наверное, я тебя тоже.
- Возможно, - до неё донёсся лёгкий смешок.
Некоторое время они молчали. Джинни пила кофе, а Рон сидел запрокинув голову и вперив взгляд в скрытый во мраке потолок. Обоим было что сказать, оба хотели поговорить, но пока просто наслаждались редкой для них минутой покоя.
Словам место нашлось чуть позже.
- Знаешь, почему тебе не спится?
- Что?.. - моргнув, переспросила Джинни.
Рон проигнорировал её удивление:
- Потому что ты слишком ярко проводишь дни. Так ярко, что они иногда - как сегодня - освещают ночи. Но не превращают в день, вот почему ты так странно себя чувствуешь. Делают сумерками. Промежуточным состоянием, неопределённым. Положением ни там и ни тут, а между. И ты уже не можешь спать, но ещё и не в состоянии окунуться в обычное течение жизни.
- Откуда ты знаешь?
- Я так чувствую.
- Раньше ты что-то не проявлял особой чувствительности, - едко заметила Джинни, но тут же пожалела о вырвавшихся словах.
Но он не обиделся:
- Просто не было повода поделиться своими выводами. Я ощущаю не то и не так как большинство, потому и кажусь бесчувственным чурбаном. На самом деле это впечатление неверно.
- Наверное… Значит, сумерки, состояние между… Может, ты чувствуешь, как из него выйти туда или обратно?
- Не чувствую, - он мотнул головой.
- Жаль.
- Зато знаю.
Джинни заинтересованно посмотрела на брата:
- И?..
- Нужно пожелать.
- И всё? - протянула она разочарованно.
- Разве этого мало? - приподнял брови Рон.
- У меня ощущение, что нечто похожее я уже слышала, - хихикнула Джинни.
- Возможно, - он опять коротко усмехнулся.
Молчание вновь завладело кухней. Но не надолго.
- Значит, нужно просто пожелать? - вернулась к разговору спустя пару минут Джинни.
- Да. Просто пожелать, но при этом точно знать, чего хочешь.
- Я не совсем понимаю… - она склонила голову набок, внимательно глядя на Рона.
Того не смутило её недоумение:
- Дай мне руку.
Джинни не колеблясь протянула через стол ладонь и не вздрогнула, когда её пальцы обжог холод его рук. Они всё также были ледяными, но она уже привыкла.
А потом всем её вниманием завладел его голос, тяжело и мерно произносящий простые, казалось бы, фразы:
- Тебе ведь хочется спать. Ты не отдохнула и глаза слипаются, но закрыть их невозможно. Вокруг ночь и все бродят по тропам снов, лишь ты сидишь на пустой кухне. За окном горят фонари, подобно тысячам их собратьев охраняя покой города. Ты сейчас тоже могла бы видеть далекие от реальности места, вещи, которых здесь никогда не произойдёт, слышать звуки, которые иначе нельзя услышать. Ты тоже могла бы отдыхать под защитой тускловетящих стражей, но вместо этого сидишь здесь и пьёшь кофе. Разве тебе не хотелось бы сбросить оковы усталости, перестать смотреть на повседневную обыденность, забыть о вечных проблемах? Освободиться от забот, успокоиться, ни о чём не волноваться - ведь тебе бы хотелось? Это возможно. Это так просто - подняться наверх и лечь в постель, закрыв глаза. Позволить грёзам увести тебя по неведомым дорогам, показать чудеса, с которыми не сравнится никакая магия. Настоящие чудеса, предназначенные для тебя и ни для кого иного… Увидеть безбрежные океаны и звёздные костры, насладиться покоем первых и неистовостью вторых, оставить позади тяготы реальности…
Он продолжал говорить что-то ещё, и слова поражали своей тяжестью, ощутимой почти физически. Они заставляли склонить голову на стол, прилечь, подкладывая под щёку ладонь и слушать, слушать, не задумываясь больше ни о чём. И чувствовать холодные, но невероятно нежные прикосновение его пальцев к её руке - ледяные касания стали неожиданно приятны, и холод больше не обжигал. Рон мягко и медленно проводил пальцами линии на ладони сестры, сопровождая ими свои слова, иногда чуть надавливал или легко потирал, вызывая во всём её теле тёплые волны расслабляющей истомы. И Джинни соскальзывала в сон, не в силах сопротивляться ледяным чарам брата, дарящим долгожданный отдых.
Внезапно Рон замолчал, и она открыла глаза, с усилием возвращаясь к действительности.
Невероятно хотелось спать.
- Пойдём, сестрёнка, я провожу тебя
С трудом поднявшись из-за стола, Джинни, подчинясь рукам брата, направлявшим её, на заплетающихся ногах пошла наверх. Он выполнил обещание, доведя сестру до спальни и открыв перед ней дверь, после чего, улыбнувшись, сказал:
- Приятных грёз, сестрёнка, - и оставил её в одиночестве.
Джинни не помнила, как разделась и забралась под одеяло, но одно могла сказать точно - в эту ночь она видела чарующе красивые сны.

Нынешний день оказался необычным, но Джинни выяснила это не сразу.
Сначала она проснулась и сладко потянулась, с наслаждением выгибаясь. На губах играла широкая улыбка, и чувствовала рыжеволосая колдунья себя восхитительно.
Как будто ночные посиделки за кофе происходили вовсе не сегодня.
Отбросив одеяло, он вскочила на ноги и принялась стремительно одеваться, что-то напевая себе под нос, после чего дисциплинированно заправила постель и отправилась в ванную.
Стоя перед зеркалом и чистя зубы, Джинни весело подмигивала своему отражению, и изо всех сил старалась не расхохотаться в голос, что с полным ртом зубной пасты закончилось бы неопрятно. Зато весело.
Рыжеволосая колдунья предприняла уж совсем титаническое усилие воли и всё-таки удержала себя в руках.
Закончив с умыванием, она сбежала вниз, добрым словом вспомнив Рона за починку лестницы, и направилась на кухню, надеясь найти там маму. Обычно Молли Уизли с самого раннего утра стояла у плиты, заботясь о правильном питании своей семьи, а с некоторых пор - ещё и Ордена Феникса. Джинни не видела причин, почему сегодня что-то должно измениться.
На кухне мамы не было.
Зато у плиты стоял Рон и - невиданное дело! - следил за жарящейся яичницей с беконом. На соседней конфорке кипятился чайник, а на столе уже стояли тосты и джем. Он широко улыбнулся сестре и сказал:
- Устраивайся, скоро остальное будет готово, и мы отлично позавтракаем!
Джинни протёрла глаза.
Всё осталось по-прежнему.
Тогда она пребольно ущипнула себя за руку.
Никаких изменений. Вероятно, то, что она видела, соответствовало действительности.
Рыжеволосая колдунья подошла к брату и приложила ладонь ему ко лбу. Сухой, тёплый, совсем не такой, как у больного. Тогда она спросила:
- Рон, с тобой всё в порядке?
Он, в свою очередь, не обратил никакого внимания на странное поведение сестры, продолжая увлечённо наблюдать за содержимым сковороды.
- Всё отлично, сестрёнка. А что?
На секунду вопросительно глянув на неё, он вернулся к наблюдению за плитой.
- Ты никогда ничего не готовил, - Джинни отошла к столу, нащупав за спиной стул, с шумом развернула его и уселась, смотря в спину брату.
- Надо же когда-то начинать? - пожал плечами тот.
Решив, что продолжать этот разговор лучше не стоит, чтобы совсем не запутаться, рыжеволосая колдунья сменила тему:
- А где мама?
- Они с папой уехали по делам Ордена. На день или чуть больше. Там на столе есть записка.
Джинни обернулась и, пошарив взглядом по столешнице, обнаружила скромно притулившийся в углу сложенный листок бумаги. Потянулась и взяла его, развернув. Выведенные знакомым неровным маминым почерком строчки гласили:
"Дорогие Джинни и Рон!
Нам с папой нужно отлучиться по поручению профессора Дамблдора. Надеюсь, это не займёт много времени, и мы вернёмся завтра к вечеру. Не волнуйтесь и не скучайте. Из дома не выходите, дверь никому не открывайте - весь Орден с нами.
P.S. Джинни, дочка, проследи, чтобы твой брат не ел всухомятку.
Целуем, обнимаем, мама и папа."
Отложив записку в сторону, Джинни спросила:
- Как ты думаешь, куда они отправились?
Рон снова пожал плечами и ответил:
- Не знаю.
- Это поручение и в самом деле так безопасно, как они сказали? - её голос дрогнул едва различимо, почти неслышно, но он заметил.
Сказал:
- Погасни, - огонь под сковородой тут же исчез, а брат повернулся к ней, опустившись на корточки и посмотрев в глаза снизу вверх. Мягко коснулся нервно сцепленных рук, и Джинни не удивилась холоду его ладоней, наоборот, сейчас она была ему рада.
Несколько мгновений он молчал, просто держа её за руки, потом произнёс:
- Ты считаешь, что мама стала бы нас обманывать?
- Но…
- Сестрёнка, - его взгляд завораживал, не отпускал. - Мама понимает, что мы уже взрослые. Она понимает, что мы будем волноваться. Она не стала бы лгать.
Она кусала губы.
- Разве ты солгала бы? - на миг ей показалось, что его руки действительно СТАЛИ льдом. Но только на миг.
И когда он прошёл, Джинни успокоилось. Жгучий страх ушёл, сменившись уверенностью в том, что мама сказала правду. Что им с папой не предстоит ничего опасного. Она кивнула и открыто улыбнулась брату.
На плите засвистел вскипевший чайник.
Рон улыбнулся в ответ и вскочил на ноги, принявшись накрывать на стол.

Позавтракав, Рон и Джинни решили использовать выпавший день свободы как можно полнее. Так как мама не оставила никаких поручений, то они сочли, что уборка дома способна подождать до завтра.
А сегодня следует хорошенько повеселиться.
Первым, что пришло на ум Джинни, было неожиданно появившееся у Рона умение танцевать, о чём она не замедлила его спросить.
- Ну, я не терял зря времени. Тем более что дрыганье под музыку, которое по недоразумению называет танцами наши с тобой сверстники, всегда казалось мне неэстетичным. А ещё… девушкам ведь нравится танцевать? - он подмигнул, коварно усмехаясь.
Джинни попыталась толкнуть его в бок, но Рон ловко увернулся. Оба рассмеялись и не сговариваясь направились в памятную гостиную.
- Покажешь, чего ещё умеешь? - лукаво спросила рыжеволосая колдунья, когда они поднялись на второй этаж.
- Тебе ведь хочется? - он вскинул брови.
- Ещё бы!
Рон кивнул, а в следующий момент задорно воскликнул:
- Тогда побежали! - и устремился вперёд.
Джинни кинулась за ним, выкрикнув на бегу:
- Так нечестно! У тебя преимущество!
Он лишь расхохотался.
Двери и висевшие тут и там на стенах картины проносились мимо брата и сестры, несущихся сломя голову по старому родовому поместью Блэков, давно не слышавшему искреннего, громкого смеха, присущего молодым. Возможно, Джинни только показалось, но дом слегка вздохнул, провожая их немного раздражённым, но благосклонным взглядом.
Внезапно Рон остановился, и она едва не налетела на него, притормозив в самый последний момент.
- Что случилось?
- Мне тут пришло в голову: а не позаимствовать ли нам мамин проигрыватель и несколько записей? Воображать музыку, конечно, хорошо, но с настоящей веселее, - брат обернулся и вопросительно посмотрел на неё. Они стояли как раз перед комнатой родителей.
- Мама открутит нам головы, в которых появляются такие идеи. Ты же знаешь, как она не любит, когда его кто-то трогает, - Джинни неуверенно потеребила упавший во время бега на лицо локон.
- Она не узнает, мы же не навсегда его заберём, - он уже принял решение и более не колеблясь открыл дверь. Ей ничего не оставалось кроме как последовать за ним.
Спальня, открывшаяся её взору, ничем не отличалась от множества таких же - двуспальная кровать, тумбочки с обоих сторон, трюмо, пара стульев - вот и всё. Мебель обычная, даже немного потрёпанная, впрочем, в особняке видавшие виды вещи не были редки. Но… Присутствовало в воздухе нечто неуловимо тёплое, уютное. Нечто, заставлявшее забыть о тревогах и заботах. Запах дома. Джинни не удивлялась - в Норе комната мамы и папы вызывала те же ощущения. И там, и здесь она ощущала себя дома, рядом с родителями.
Рон не задерживаясь подошёл к окну и взял с широкого подоконника старинный граммофон. Потом улыбнулся сестре и попросил:
- Выбери, пожалуйста, какие-нибудь записи.
Джинни кивнула и принялась рыться в стопке пластинок, лежащих поблизости от проигрывателя. Её брат направился к двери, сказав:
- Я жду тебя.
Она что-то пробормотала в ответ, сосредоточенно перебирая записи, и он вышел.
Сколько времени занял выбор нужных пластинок, Джинни не очень представляла, но результатом была весьма довольна, прижимая к груди три тонких картонных коробочки.
Всего три. Но какие!
Она поспешила к Рону.
Тот уже ждал её, развалившись на одном из диванов, с которого снял чехол, и положив ноги на стоящий рядом столик, куда поставил граммофон. Увидев сестру, он поднялся.
- Выбрала?
Она радостно улыбнулась и кивнула.
- Что-то особенное? - он, правильно истолковав её молчание, склонил голову набок.
- Это сюрприз, - она хитро посмотрела на брата.
- Как скажешь, сестрёнка, - тот покорно развёл руками.
Джинни обошла его и, положив пластинки на столик, взяла одну, которую поставила на диск граммофона, запустив устройство.
Гостиную наполнили лёгкий шелест и треск, предшественники музыки.
Она протянула руку Рону и почувствовала прикосновение ледяных пальцев к своей ладони. Но не вздрогнула. Потому что сейчас ей хотелось ощутить его холод.
Следующий час пролетел незаметно. Играла музыка, то медленная, плавная, то наоборот ритмичная, стремительная, леденили кожу руки Рона и вертелись перед глазами стены, пол, потолок, подчиняясь водовороту движений. Джинни ни разу не испытывала ничего подобного - Рон легко кружил её, прижимал к себе, словно единственное сокровище, и с мукой отпускал, подчиняясь неумолимой мелодии. Он ни разу не оступился. Нигде не ошибся. И всегда ловил её взгляд. И улыбался. Мягко, тепло,  очень лично и только для неё.
Только для неё.
Он пришёл сюда с ней. Он танцевал с ней. Он смотрел на неё. Он улыбался ей. Он прижимал к себе её.
Глядя на него, Джинни не хотела и не могла остановиться. Такого с ней ещё ни разу не было.
А потом заиграл ТОТ САМЫЙ вальс.
Первый, под который они танцевали. Звучавший тогда лишь в мыслях.
Сейчас же - наяву.
Джинни чувствовала его руки на своей талии, чувствовала властность его движений. И купалась в его глазах. В его улыбке. До самой последней ноты.
Музыка остановилась.
И Рон, склонившись к сестре, нежно коснулся её губ своими, притянув Джинни к груди.
Она остолбенела, едва осознавая, что происходит, а он отстранился на мгновение, чтобы через секунду потянуться к ней вновь.
Но Джинни вырвалась, с ужасом смотря на него и отступая к двери.
- Что ты делаешь?!
- Целую тебя, - спокойно ответил он, приближаясь.
Она отскочила и, защищаясь, вытянула вперёд руки:
- Не подходи ко мне!
- Как скажешь, сестрёнка, - самообладание не изменило Рону, и он, не двигаясь, смотрел, как Джинни развернулась и бросилась прочь.