Глава 21. Три палочки, три капли

Когда они зашли (поскольку правила вежливости не позволяли трансгрессировать напрямую в чужой дом, они все возникли во дворе перед входной дверью), Гарри на секунду показалось, что вышла ошибка и они попали не в тот дом. Но это, конечно, была «Нора». Вот только тяжелая, печальная атмосфера внутри делала ее не такой, как обычно. Пенелопу они увидели сразу – девушка понуро сидела за столом, спрятав лицо в ладонях. Миссис Уизли стояла рядом и успокаивающе гладила ее длинные кудри. На соседнем стуле – Флер; Гарри никогда не видел ее такой расстроенной. Спиной к ним у окна стоял Артур Уизли, устремив пустой взгляд куда-то вдаль.
- Рад видеть, рад видеть… - произнес хриплый голос; раздались шаги, перемежающиеся деревянным стуком, и из полутемного угла им навстречу шагнул Грозный Глаз Грюм. – Ну, я пойду, Молли… Может, в мое отсутствие он наберется смелости и спустится к вам.
Друзья поздоровались с ним, а потом еще и с Чарли и Биллом, которые сидели на угловом диване.
- Ты уж прости, Аластор, - пробормотала миссис Уизли. – Заходи еще.
- Да уж конечно, зайду, - заверил ее Грюм. – Молли, если ты не возражаешь, я немного обойду двор, посмотрю, не остались ли какие-нибудь следы, - он показал пальцем на свой Волшебный Глаз. – Эта штука может увидеть многое. Если найду что-нибудь, загляну сообщить, а нет, так отправлюсь к себе домой.
- Конечно, конечно… - миссис Уизли заколебалась. – А ты не мог бы заглянуть в спальню?.. что он там делает…
Грюм усмехнулся, Волшебный Глаз завертелся и закатился под верхнее веко, пронизывая взглядом теменную кость и потолок.
- А что он может делать? Ничего совершенно. Сидит на кровати и тупо смотрит перед собой… физиономия кислая и очень упрямая.
- Ну, зря ты так…
- Я говорю как есть, Молли, ты сама просила посмотреть. Артур, пока, я пошел.
Вздрогнув, мистер Уизли повернулся.
- Ты уже? О, привет! – он бледно улыбнулся, только сейчас заметив вошедших. – Хорошо, что вы пришли, хорошо… Я сейчас Аластора только провожу…
- Садитесь, – негромко пригласила миссис Уизли. – Хоть вы поешьте, а то зря я, что ли, готовила… Пенни, деточка, ну хоть что-нибудь, нельзя же так…
Пенелопа вяло кивнула, даже не посмотрев на стол. Она больше не плакала, только изредка шмыгала носом – то ли совладала с собой, то ли сил плакать уже не осталось. Флер, озабоченно гладя ее по руке, глянула на друзей, улыбнулась и показала глазами на стулья. Они молча уселись, не зная, что сказать.
- Успокоилась, Пеньелопа? – ласково спросила Флер. – Нье стоит он того, повьерь!
- Конечно… - тихо отозвалась девушка.
Джинни отчетливо хмыкнула. Мистер Уизли, проводив Грюма, вернулся, сел вместе с ними за стол и внимательно посмотрел на Гермиону.
- Со мной все в порядке, - сказала она.
Мистер Уизли кивнул:
- Знаю. Я раза два заглядывал в лавку через камин … вы и не заметили, наверное. Я хотел тебя попросить… Ты ведь раньше неплохо ладила с Перси… Не могла бы ты подняться и позвать его?
Гермиона кивнула и встала.
- Скажи ему, что Аластор уже ушел, - попросил вслед мистер Уизли.
- И что на его место пришли все мы, - негромко пробормотала Джинни, провожая Гермиону взглядом. – И он тут же спустится, как же!
- Перси не трус, - возразила Пенелопа. – Он просто… - она замолчала.
Миссис Уизли недовольно посмотрела на дочь:
- Как-никак он ваш брат…
На лицах Джинни и всех ее братьев тут же возникло одинаковое выражение: скептически-упрямое. А тут еще Гермиона, расстроенная и недовольная, спустилась по лестнице и в ответ на вопросительные взгляды хмуро покачала головой.
- Не хочет, да? – уверенно поинтересовалась Джинни.
- Да. И очень грубо не хочет.
Рон вскочил:
- Что он тебе сказал?!
- Да нет, - успокоила она его, - мне лично ничего обидного. Просто потребовал, чтобы не лезли к нему. Не хочет никого видеть, и все.
- Даже меня?..
- Не знаю, Пенни… 
- Не хочет, а придется, - заявил Рон, выходя из-за стола. – Как в том анекдоте…
- Подожди, сынок! – сказал вдруг с непривычной жесткостью мистер Уизли. – Сядь. И когда он явится, постарайся держать себя в руках.
Рон неохотно подчинился. Артур Уизли встал и направился к лестнице; видно было, что ему очень не по себе. Снова хмыкнув, Джинни проводила отца взглядом и пробормотала:
-  Если он явится…
- Джинни!
- Ладно, мама, не буду.
Она вдруг рассмеялась от какой-то неожиданной мысли; потянула к себе сидящих по обе стороны Невилла и Рона, что-то шепнула. Рон, высоко подняв брови, тоже рассмеялся. Невилл задумался и вдруг с улыбкой сказал:
- А знаешь, без всяких загадываний – мне почему-то кажется, что он будет…
- Невилл! – громким шепотом перебила Джинни. – Сглазишь! Загадываем?
- Ага! – с непонятным восторгом согласился Рон. Невилл только весело кивнул.
Гарри посмотрел на Джинни, но спрашивать не стал, по опыту зная, что она опять сделает загадочную физиономию и ничего не ответит. Он снова повернулся к лестнице - сверху уже раза два доносились невнятные голоса, сейчас было тихо. Не обладая Волшебным Глазом, он вдруг четко представил комнату Перси (ему как-то довелось в ней заночевать), самого Перси, сидящего на постели и упрямо уставившегося в стену, и мистера Уизли, стоящего к нему спиной. И тут наверху скрипнула дверь, прозвучали невнятные голоса – более громкий, сердитый и недовольный, принадлежал Перси. Что-то грохнуло, опять наступила тишина, потом хлопнула дверь и заскрипели ступеньки лестницы.
- Ва-ау! – ошеломленно закричала Джинни. – Ему удалось!
- Что? – хмуро бросил Перси, неохотно спускаясь по лестнице. – И кому удалось?
- Папе, кому же еще?! Папа! – крикнула она отцу, который с непонятным выражением спускался вслед за сыном. – Быть тебе Министром магии!
Артур Уизли даже притормозил на секунду, глядя на нее с недоумением, а Перси резко спросил:
- Да что ты несешь?
- Папа, мы тут загадали такое, - с демонстративной серьезностью начала объяснять Джинни (обращалась она к отцу, игнорируя Перси), - что если тебе удастся вытащить этого из спальни – значит, будешь Министром Магии!
Перси аж позеленел.
- Меня никто не вытаскивал и не посмеет вытаскивать силой! – заявил он. – А здесь я потому, что сам так решил! Чтобы вы не воображали, что я кого-то боюсь!
Постояв немного для придания своим словам значительности, он резко повернулся и направился в дальний угол, чтобы взять стул – вокруг стола все места были заняты.
Раздался всеобщий ошеломленный вздох. Миссис Уизли даже подалась вперед, чтобы убедиться, что глаза ее не обманывают – а потом откинула голову и начала хохотать. И меньше чем через секунду вся «Нора» сотряслась от общего смеха! Перси аж подпрыгнул от звукового удара и сделал пирует, повернувшись к ним – но слишком поздно. Все увидели его мантию, разорванную ниже воротника – как бывает, когда человека берут за шиворот и одним рывком ставят на ноги.
Конечно, мало ли отчего может порваться мантия? Однако вдобавок чуть ниже спины красовался великолепный, четкий отпечаток пыльной подошвы… так что все было ясно. Гарри даже почувствовал легкий укол совести, настолько жалко было смотреть на Перси (который, к тому же, явно не понимал, над чем смеются все). Но поделать ничего не мог – только держался за Гермиону, чтобы не упасть со стула, и смеялся так, что от выступивших слез запотели очки.
Перси явно догадался, что с его спиной что-то не так, и чуть не вывихнул шею, пытаясь разглядеть. Не смог, поджал губы и шагнул было к лестнице, но мистер Уизли загородил ему дорогу и покачал головой. Бедняге ничего не оставалось, как все-таки взять стул и втиснуться между сидящими. Смех понемногу затихал, зато Джинни с братьями принялись, ритмично хлопая в ладоши, скандировать: «Папа, быть тебе Министром, папа, быть тебе Министром!..» Печаль и напряжение незаметно растаяли. Перси, конечно, сидел насупленный, но о нем словно и позабыли.
- Хватит, ребята, угомонитесь! – крикнул Артур.
Гомон понемногу стих.
- Спасибо, - с плохо скрытым весельем добавил он, - только, к сожалению, шансов стать Министром у меня столько же, сколько и у…
Он замолк, пытаясь подобрать сравнение. Гермиона вдруг рассмеялась, бросила на него веселый взгляд и, перегнувшись через Гарри, что-то зашептала Рону.
- Ха! – воскликнул Рон. – Точно! А ведь это могло быть и пророчеством! Папа, помнишь, я тебе рассказывал – ну, когда я на пятом курсе подался в вратари?
Мистер Уизли помнил, конечно, как и все – и то, что Рон, нервничая, играл хуже некуда и в игре с Когтевраном пропустил четырнадцать голов подряд; и его неожиданно блестящее выступление на матче со Слизерином, обеспечившее гриффиндорской команде Кубок…
- Я тогда совершенно скис, папа, -  сказал Рон, - после первого матча…
Он посмотрел на Гермиону.
- Мы тогда сидели в гостиной, - продолжила вместо него она, - перед Пасхой… И Рон сказал такое: «В этом году у нас столько же шансов выиграть Кубок по квиддичу, сколько у моего отца – стать Министром Магии».
- Ах так! – с напускной обидой сказал мистер Уизли. – Значит, ты в родного отца не веришь, да?
Рон с усмешкой глянул на Перси, который встрепенулся и стал внимательно слушать их разговор. А мистер Уизли сказал:
- Но ведь вы потом выиграли, не так ли? И во многом благодаря тебе, насколько я помню?
- Вот именно, папа, вот именно! – со значением заявил Рон. – Кто знает – вдруг я изрек пророчество?
Мистер Уизли рассмеялся, а Перси со злостью откинулся на спинку стула.
- Я бы на твоем месте не выпендривался так, - заявил он, - если вспомнить, как ты завалил прорицания на СОВ!
- Что ж, Перси, можно только радоваться, что ты не на моем месте, - не остался в долгу Рон. – И что меня еще больше радует – что я сейчас не на твоем месте!
Перси из красного снова стал зеленым – прямо как светофор.
- Гарри… - начал он, - можно тебя…
Его прервал скрип двери. Все оглянулись – это вошел Грюм.
- Нашел что-нибудь? – взволнованно спросила миссис Уизли.
- Много и ничего, - проворчал старый мракоборец и направился к угловому дивану. Чарли и Билл подвинулись, освобождая ему место.
Краем глаза Гарри заметил, что Перси опять надулся и уставился в стол. Значит, не Грюма он боялся, не из-за него отказывался выйти… Джинни была права.
По дороге Грюм прихватил со стола многоэтажный бутерброд и по привычке обнюхал тем, что оставалось от его носа. Миссис Уизли на секунду нахмурилась – Грюм ведь знал, что в «Норе» его точно никто не отравит, и все-таки оставался верен своей вечной подозрительности! Тот тем временем с кряхтением опустился на диван и вытянул деревянную ногу.
- Следов там много, - сказал он и откусил от бутерброда, отчего его голос зазвучал невнятно, - очень много… Можно восстановить всю картину нападения. И еще я нашел вот что…
Он поднял что-то вроде медальона – восьмигранную пластинку из потускневшего серебра, с которой свисали два обрывка тонкой цепочки. Луна привстала, широко раскрыв глаза. Грюм внимательно посмотрел на нее:
- Вам эта штука знакома?
Луна помотала головой.
- Она была у того типа, который меня схватил, - пояснила она. – Когда я его ранила и освободилась от захвата, я зацепила эту цепочку, она и порвалась. Я тогда почувствовала… что-то очень нехорошее.
- Еще бы! – усмехнулся Грюм, пряча медальон. – Я давно охочусь за этой штукой – она принадлежала Антонину Долохову. Главная составляющая его знаменитого проклятия! Чем, кстати, вы его ранили?
Достав сай из рукава, Луна подошла к нему. Грюм внимательно рассмотрел клинок. Спросил:
- В каком месте вы его ткнули? И насколько глубоко? Если можете вспомнить, конечно…
Луна молча ткнула себя пальцем в бок, потом показала на клинок – примерно в одной трети от кончика. Грюм поднял брови и с уважением посмотрел на нее:
- Вы это так точно запомнили?
Девочка кивнула.
- Спасибо, - мракоборец откинулся на спинку дивана и с некоторым разочарованием добавил: - Значит, он жив. Долохов. Если только на вашем клинке нет каких-нибудь заклятий.
- Он магический, - объяснила Луна, не поняв его вопроса. – Он может быть один, а может и много, - в доказательство она свела и развела руки, и в них оказались два сая. – А может и преображаться в другое оружие.
Она продемонстрировала – сай обернулся короткой железной дубинкой с гардой, которая с одной стороны изгибалась лепестком параллельно тупому железному бруску.
- Это называется «дзютте», - сказала Луна. – Им можно отбивать удары и сломать клинок противника.
- Занятная штука, - разочарованным голосом отметил Грюм, - но я не об этом спрашивал. Я имел в виду разрушительные и убийственные заклятия, которые можно наложить на холодное оружие. Их не было?
- Нет! – отрезала Луна, спрятала сай в рукав и пошла на свое место.
- Значит, он жив… - со вздохом сказал ей вслед Грюм. – Жаль, очень жаль… Мисс Лавгуд, на войне нет места гуманизму.
- Я не знала, кто он! – резко возразила Луна. – Он меня держал так, что я не видела его лица, и к тому же был в капюшоне. Если бы я его узнала, я бы проткнула его насквозь – он пытал родителей Невилла!
Грюм некоторое время смотрел на нее, и искалеченный рот сложился в подобие улыбки.
- Не обижайтесь на старика, мисс Лавгуд, - с какой-то неожиданной усталостью сказал он; Луна подняла на него взгляд и заморгала. – Я еще не привык к тому, что вы можете позволить себе эту роскошь – быть справедливыми…
- Не надо, мистер Грюм! – резко повернулся к нему Билл.
Некоторое время они смотрели друг на друга – двое мужчин с настолько обезображенными лицами, что как-то и не вспоминалось, что один из них очень стар, а второй очень молод.
- Если считать справедливость роскошью, то… - Билл помолчал, подбирая слова. – Ну что далеко ходить за примерами? Посмотрите на Скриджмера, вспомните Барти Крауча!
- Посмотрите на Министерство, - неожиданно, с незнакомыми жесткими нотками вставила Гермиона. – Если Орден Феникса станет таким же, тогда зачем он вообще будет нужен?
Грюм долго смотрел на нее.
- Знаете, - сказал он наконец, - мы хотели принять вас в Орден.
- А теперь больше не хотите? – с вызовом спросила Джинни.
- Теперь уже не имеет никакого значения, хотим мы этого или нет, - Грюм усмехнулся. – Вы просто должны вступить в Орден.
- Должны?!
- Если вы и правда не хотите, чтобы он выродился, чтобы он превратился в еще одно Министерство – да! Должны!
Перси вздрогнул и побледнел.
- И кто-то… - Грюм помолчал. – Кто-то должен его возглавить! - он поднял ладонь, пресекая возможные возражения. – Дамблдор? А он сам сказал, что Орденом должен руководить человек, потому что только живой по-настоящему понимает живых.
Гарри стало малость нехорошо еще до того, как на нем скрестились все взгляды. Хотел Грюм этого или нет, но в тот момент, когда он произнес: «Кто-то должен его возглавить!», его Волшебный Глаз прекратил свое бесконечное вращение и остановился на нем. А когда прозвучали слова «…только живой по-настоящему понимает живых», вслед за Волшебным повернулся и обычный глаз.
Все молчали. Зачем слова, когда все ясно?
- У тебя есть время, чтобы решить! - заверил его Грюм. –  Все равно ты пока еще…
- …слишком молод? – с усмешкой закончил за него Гарри. «Зря я так» - мелькнуло запоздалое раскаяние, поскольку Грюм явно растерялся и расстроился; он поспешил добавить:
- Я подумаю и скажу. Может быть… - он замолчал, пытаясь поймать какую-ту мысль, - даже сегодня.
- Э… - сказал вдруг Перси, и все повернулись к нему. – Э… если никто не возражает… Я хотел сказать кое-что Гарри… с глазу на глаз.
На него смотрели с недоумением. Мало того, что он, в его нынешнем положении, вдруг заговорил, так еще и исполненным важности начальственным тоном! Перси еще сделал странное движение – будто хотел изо всех сил хлопнуть ладонью по столу, но в последний момент то ли испугался, то ли сразу вспомнил, где он находится и почему.
- Как всегда, - заметила Джинни. – Не вовремя и не к месту!
- Особенно если тебе нечего сказать, сынок! – добавил мистер Уизли.
- У меня есть что сказать!
- Почему бы тогда не при всех?
- Потому что… Гарри, я тебя очень прошу! – лицо Перси приобрело почти помидорный оттенок, и «просьба» прозвучала, как приказ. Он достал палочку, бросил ее на стол: - Вот! Если боишься, что я тебе что-то сделаю…
- Да ничего ты мне не сделаешь! – с удивлением рассмеялся Гарри. – Забирай ее и… ладно! – вдруг решил он. – Пойдем.
Он встал и пошел к двери; оглянулся. Перси в нерешительности потоптался у стола, потянулся было к палочке. Джинни решительно забрала ее и посмотрела на него со знакомым прищуром. Перси отшатнулся и инстинктивно поднял руку к лицу.
- Понял, да? – тихо и с угрозой сказала ему сестра. – Мы лучше Гарри знаем, что ты такое. Здесь тебе никто не доверяет, и не надейся!
- Джинни, пожалуйста… - попросила Пенелопа. – Зря ты так, он не злодей, он…
- Он дурак, - безжалостно закончила Джинни. – Дурак хуже злодея. Мне кое-что про тебя рассказали, Перси! В Ирландии ты пытался наложить на Симуса «Империо», Непростительное Заклятие! Твое счастье, что Симус умеет ему противостоять! И что он счел это неудачной шуткой!
- Мне разрешили! – закричал Перси. – Я всего лишь хотел привлечь его к делу!
- Ах, разрешили?! Кто? Амбридж, да?
Перси смотрел на сестру так, будто хотел испепелить ее взглядом, и чуть не подскочил, когда в наступившем молчании от двери раздался холодный голос Гарри:
- Мне еще долго тебя ждать? Или ты раздумал?
- Да… Да, Гарри, сейчас…
- Подожди, - приказала Джинни, наставив на него палочку. – Акцио!
От силы заклинания Перси чуть не упал. Раздался треск рвущейся ткани и Джинни ловко поймала вылетевшую из его внутреннего кармана палочку.
- Сейчас многие ходят с двумя палочками, - невозмутимо заметила она. - Ладно, иди.
Сжав кулаки, Перси резко повернулся и пошел к двери. Поймав тем временем встревоженный взгляд Рона, Гарри показал на свое ухо и нарисовал в воздухе кружок. Рон высоко поднял брови, засмеялся и кивнул.

Выйдя на крыльцо, Гарри прислонился к перилам. На него уже наваливалась усталость. «Ну и денек!» Он равнодушно глянул на Перси, который быстро закрыл за собой дверь и подошел, и отвернулся. Горизонт уже наливался светом, было прохладно - прохладно и приятно. Он улыбнулся, прикрыл глаза, думая о друзьях в доме – и с тихим звоном вокруг него вспыхнула серебристая нить. Перси попятился.
- Э… это он и есть, да? Светлый круг?
Гарри кивнул, не глядя на него.
- И он вас защищает?
- Он нас соединяет, - нехотя ответил Гарри.
- Но зачем он тебе сейчас? Обе палочки я оставил дома… ты не подумай, я про вторую просто забыл, клянусь!
Гарри усмехнулся, разглядывая сад за оградой. Ветви уже оголялись, землю покрывали красные и желтые листья, по которым порой бесшумно пробегали садовые гномы. Вспомнился похожий, давний уже разговор здесь же, в этом саду. Тогда было Рождество, лежал снег. Перси сидел с родителями, а Руфус Скриджмер уговаривал Гарри «сотрудничать с Министерством».
- Что ты хотел мне сказать? – спросил он.
- Я… да, кстати, что это означало?
- Что? – Гарри наконец повернулся к нему.
Перси повторил его жест – показал на свое ухо и нарисовал в воздухе кружок.
- Что это значит? – с нажимом повторил он.
- Пока что я тебе этого не скажу, - Гарри снова отвернулся и оперся на перила. – Я тебя слушаю.
- Зря ты так…
Перси замолчал, собираясь с мыслями, и Гарри вовсе не собирался помогать ему.
- Зря… - повторил Перси. – И зря ты им разрешаешь вести себя таким образом!
-  Что-что?!
Гарри уставился на него: уж такого он не ждал услышать! Перси нервно мял отвороты мантии.
- Я не знаю, что ты себе представляешь насчет нас, - с раздражением сказал Гарри, - но представления у тебя явно не те. С чего ты взял, что я буду кому-то что-то разрешать или не разрешать? Это мои друзья, а не подчиненные.
- Но ты же главный в этом вашем Круге, не так ли? – Перси со значением покосился на светящуюся нить.
Гарри усмехнулся и покачал головой.
- В Круге нет главных, - сказал он, - на то он и круглый.
- Гарри, - снисходительно заявил Перси, - ты же должен понимать, что так не бывает. Нельзя же быть настолько наивным! Особенно сейчас, когда тебе предложили такое! Неужели ты не понял? Грюм сказал, что ты…
- Ну да – что я должен рано или поздно возглавить Орден. Ну и что? Тебе-то что до этого? Решать мне, а не тебе, не так ли?
Перси закатил глаза и в раздражении зашагал взад-вперед по крыльцу.
«Гарри! – раздался вдруг голос Рона. – Если этот придурок попытается что-либо выкинуть, кричи: «Тревога!»
«Не сейчас!» - резко шепнул Гарри.
«Да ты не беспокойся – он не слышит!»
«А вы?»
«Мы все слышим. Потом объясню».
«Да, потом!» - быстро согласился Гарри, потому что Перси остановился рядом.
- Конечно, решать тебе, но… - заговорил он, - я очень боюсь, что ты примешь неправильное решение! Ты должен понять, что есть вещи поважнее дружбы…
- Откуда тебе знать? – холодно осведомился Гарри. Он уже начал мерзнуть и ему хотелось поскорее закончить этот дурацкий разговор. – По-моему,  у тебя никогда не было друзей.
Перси вздрогнул, как от пощечины.
- У меня были друзья!
- Да, - подумав, согласился Гарри. – Теперь я вспоминаю, что были. Кажется, даже мы с тобой были друзьями. А сейчас? Есть сейчас у тебя друзья? Не коллеги, начальники и подчиненные, а просто друзья?
- У меня есть Пенни!
- Потому что она тебя любит. Ладно, хоть это хорошо. Может, пойдем? Здесь холодно.
- Подожди! – Перси изо всех сил старался держать себя в руках. – Гарри, ты обязан принять предложение Грюма!
- Ха! – Гарри уставился на него. – По правде, я думал, что ты будешь меня отговаривать!
Перси усмехнулся, наконец-то почувствовав себя в своей стихии.
- Вот видишь! Есть вещи, которые я понимаю лучше, Гарри. Не обижайся, но в политике ты совершенно некомпетентен, и мой опыт тебе очень пригодится.
«Видел я твою компетентность в Битве!» - со злостью подумал Гарри.
- Послушай, - Перси говорил с какой-то кошмарной смесью доверительности и высокомерного снисхождения, - если ты не просто примешь это предложение, а настоишь на том, чтобы тебя сделали главой Ордена сейчас, несмотря на молодость, тебе, при твоей славе и авторитете, никто не сможет помешать! Слишком молод – ну и что? У тебя буду я, мой опыт в политике! Я тебе смогу помочь, уверяю тебя!
- Да в чем ты мне поможешь? – Гарри с трудом сдерживал смех: Перси рассуждал точь-в-точь как Локонс!
- Стать Министром… о, Мерлин! Ты и правда, что ли, не понимаешь?! – Перси опять закатил глаза. – Ты герой Битвы, победитель Сам-Знаешь-Кого, ты Избранный! Если Орден Феникса будет под твоим контролем, сместить Скриджмера для тебя будет – раз плюнуть! Ты будешь самым молодым Министром за всю историю!
Покусывая губы, Перси с ожиданием смотрел на него.
- Допустим, - хмыкнул Гарри. – А оно мне надо?
- Значит, ты отказываешься…
- Я еще ничего не решил.
Перси словно и не расслышал.
- Отказываешься… - хрипло и невнятно повторил он, повернулся спиной и медленно направился к входной двери. - Отказываешься… Считаешь себя выше политики, да? Я думал, ты умнее моего дражайшего папаши.
Он вдруг резко повернулся, лицо у него дергалось.
- Ты не представляешь, что сейчас творится, Гарри! – голос у него срывался. – Если ты не согласишься, это будет очень безответственно!
- О чем ты?
- Неважно! Неважно! Прости, но я должен тебя заставить!
Перси поднял руку – руку с палочкой.
- Им…пе…
…И время опять растянулось, секунды становились длинными и медлительными, а воздух – густым, как тягучий сироп. Гарри не торопясь шагнул вперед и в сторону, уходя с линии выстрела, протянул руку и отобрал у Перси палочку.
Дверь с треском распахнулась, на крыльцо вылетели Рон и Джинни с палочками наготове, но их помощь не понадобилась. Перси стоял на коленях, согнувшись и с искаженным от боли лицом; Гарри держал его за руку, завернутую за спину, и с удивлением разглядывал отнятую палочку:
- У него их было три!
Следом выскочил мистер Уизли с белым лицом. Ни слова не говоря, он отодвинул Гарри, схватил Перси за многострадальный шиворот и под звук рвущейся ткани поставил на ноги.
В гостиной все были на ногах, и все держали палочки, а миссис Уизли – массивную скалку, которой очень выразительно похлопывала по ладони. Перси, бледный и ошарашенный, вертел головой.
- Гарри… - прохрипел он. – Ну, теперь ты видишь? Они подслушивали!
- Я знаю.
- Знаешь?!!
Гарри показал на свое ухо, нарисовал пальцем кружок и направился к своему стулу.
- Теперь понял? – спросил он и обратился к Рону: - А что ты хотел объяснить?
- Да тут все просто, - ответил тот и вернулся на свое место; все понемногу снова рассаживались вокруг стола. – Мы поняли это сразу, как только начали слушать вас. Если мы не хотим, чтобы нас кто-то слышал…
- …и особенно если мы его не любым, - неожиданно вставила Луна. Рон с удивлением посмотрел на нее и широко улыбнулся.
- Да! Так вот, он нас слышать не будет. А друг друга мы будем слышать, даже если не говорить вслух, а только шевелить губами.
- Здорово! – восхитился Гарри.
- И очень важно, - серьезно заметила Гермиона.
- Да, - согласился мистер Уизли, - но об этом потом. Итак, сынок… Аластор, у тебя вроде должен быть веритасерум?
- Всегда, - усмехнулся Грюм и полез в карман мантии.
Перси бросил испуганный взгляд на Пенелопу.
- Нет! – хрипло сказал он. - Я не буду пить эту гадость!
- Да не беспокойся, - с отвращением сказал мистер Уизли, правильно истолковав его взгляд, - никто не будет спрашивать про твои личные дела. Молли, будь добра, чашку чая. Сынок, ты нам сейчас выложишь все, что подвинуло тебя на эту дикую выходку. Сегодня… вчера, вернее, - поправился он, глянув на окно, - произошло целых два нападения, и я хочу знать, какое отношение имеешь к этому ты!
- Вряд ли, - с сомнением заметила Гермиона, - раз он сюда явился…
- Я даже не знаю, о чем идет речь, папа!
- Мы тут всю ночь об этом говорили.
- Я, если помнишь, сидел в спальне! И у меня нет привычки подслушивать!
Кое-кто хмыкнул.
- Три капли тебя не отравят, - заметил Грюм, достав небольшой флакон.
- Подождите, - вмешалась вдруг Гермиона, и все повернулись к ней. – Вам решать, конечно, но… трех не надо, достаточно будет одной.
- Стандартная доза – три капли, мисс Грейнджер! – удивился Грюм. – Почему вы думаете, что хватит одной?
- Потому что… - Гермиона говорила медленно, тщательно взвешивая слова. – Я однажды задалась вопросом: «Почему именно три капли?» и решила поискать в библиотеке. Я нашла там оригинальную книгу Парацельса, который первый и создал веритасерум. Вот что он пишет в главе «Три шага к истине»: «С одной капли человек делается способным не лгать себе. С двух – перестает лгать другим. Три капли лишают его воли к утаиванию». Мистер Грюм, мистер Уизли… у Перси и так осталось слишком мало воли. Амбридж хорошо поработала над ним.  Что бы он ни натворил, мне не хочется, чтобы он окончательно сломался. В конце концов, хватило на то воли у него, чтобы вернуться… пускай и с помощью Пенни!
Грюм недоверчиво уставился на нее:
- И вы это запомнили слово в слово?
Раздались смешки.
- Если это сказала Гермиона, мистер Грюм, - сказала Джинни, - можете быть уверены – слово в слово!
Грюм задумчиво начал разглядывать флакон с веритасерумом. Тем временем миссис Уизли молча сунула на стол перед Перси чашку ароматного чая.
- Тогда, может… - нерешительно начал Перси, - может все же без…
Грюм кашлянул, и он умолк.
- «Все же»! – передразнил Грюм. – Мисс Грейнджер, может, тогда все же две капли?
Гермиона задумалась. Перси с надеждой посмотрел на нее, но она покачала головой:
- Нет! Извини, Перси, но ты слишком уж привык к самообману. Одна капля поможет тебе быть честным перед собой… пусть и ненадолго. Но, может, ты поймешь, что быть честным – это хорошо. А насчет двух… - она задумчиво посмотрела на Грюма, - нет, лучше не надо. Немного доверия с нашей стороны ему не повредит.
- Интересная точка зрения… - удивился мракоборец. – Ладно, мисс Грейнджер. Будь по-вашему, - он откупорил флакон и тщательно отмерил каплю. – Ну, пей! – приказал он. – Выпей до дна… да не торопись так, обожжешься! Ну что, Гарри? Решил что-нибудь?
Перси вздрогнул, повернулся к Гарри и машинально поставил чашку на стол, но тут же, охнув, снова схватил – миссис Уизли чувствительно ткнула его скалкой. Никто не заметил – все смотрели на Гарри.
А ему вдруг стало легко.
- Кажется, да.
Грюму показалось, что он колеблется, хотя Гарри всего лишь обдумывал слова, и, желая помочь, сказал:
- Даже если ты решишь, что этот придурок прав и тебя надо сделать главой Ордена сразу, мы примем твое решение, Гарри.
- Нет.
- Я так и думал… - обреченно прошептал Перси.
- Нет, не так, как ты думал. Я сейчас объясню, профессор Грюм. У меня… скажем так – встречное предложение. Простите, но я не хочу возглавлять Орден. Я очень не люблю кем-то руководить, не люблю приказывать… и очень не люблю, когда приказывают мне. А все равно пришлось возглавить Отряд Дамблдора и руководить Особым курсом – ну, это одно и то же…
Грюм с пониманием кивнул.
- Если надо, я поговорю с Дамблдором, - предложил он. – Если для тебя столько ответственности в тягость, он может освободить тебя от руководства Отрядом.
- Да вы что! – рассмеялся Гарри. – Я же создал Отряд, как я могу его бросить?! Нет, у меня другое предложение. Пусть Орден объединится с Отрядом!
- Мы ведь участвуем в Особом Курсе, - осторожно заметил Грюм, - Дамблдор говорил тебе об этом?
- Конечно. Это замечательно, профессор, нам и правда есть чему научиться друг от друга. Но я говорю о настоящем объединении, именно с Отрядом, а не только с курсом. Дамблдор говорил, что сила в единстве, и он прав. Будем одной организацией. Орден Феникса вступит в Отряд, а Светлый Круг вступит в Орден. То есть – мы вступим.
От удивления Перси опять чуть не поставил чашку и получил новый тычок. Волшебный Глаз Грюма крутанулся к нему и опять остановился на Гарри. А из угла Билл и Чарли хором воскликнули:
- Ха! Вот это идея!
Грюм поскреб небритый подбородок:
- И как же мы будем в таком случае называться?
- Как и прежде, - пожал плечами Гарри. – Орден останется Орденом, Отряд - Отрядом.
- Самостоятельные – и в то же время единые? – Грюм и мистер Уизли переглянулись. – Плохо представляю, Артур. Но что-то в этом есть…
- Гарри объяснит, я полагаю, - заверил его мистер Уизли, глаза которого горели от восторга. – Ну что, Перси, чаю попил?
Перси сидел с хмурым и потемневшим лицом, ни на кого не глядя. Очки он снял, отчего его взгляд стал беспомощным; перед ним на столе стояла пустая чашка и он смотрел на гущу на донышке так, будто гадал по чаинкам.
- Амбридж сошла с ума… - выдавил он наконец. – Я не хочу, не хочу говорить о ней плохо, она ведь заместитель Министра… но то, что она задумала – это катастрофа! И… Гарри! Ты… только ты можешь остановить ее! Я тебя умоляю – стань Министром! Амбридж уже собирает бывших Пожирателей!
Кто-то присвистнул.
- Она решила стать новым Волдемортом? – недоверчиво спросил Грюм.
- Хуже… Намного хуже! Она решила создать второе Министерство Магии! Привлечь на свою сторону ирландских волшебников и…
- Расколоть сообщество?
Это спросила Гермиона.
- Нет… простонал Перси. – Этого она не хочет, но этим-то и кончится!
- Но что же тогда она хочет?! – закричал мистер Уизли. – Что за дикая идея, зачем ей два Министерства?
- Это-то как раз ясно, - спокойно сказала Джинни. – Чтобы самой стать Министром Магии. Так ведь, Перси?
Тот кивнул и тут же замотал головой.
- Нет. Не совсем так. Министром она быть не хочет, она говорит, что столько ответственности – не для нее… Она хочет, чтобы был Министр, который слушался бы ее и которого слушались бы… все, - он замолчал; сглотнул, словно в горле что-то застряло, и с усилием добавил: - Она обещала сделать Министром меня.

Перси рассказывал не чтобы путано, но время от времени его «уводило». Гермиона, которой остальные предоставили инициативу, временами возвращала его к теме наводящими вопросами. Но и то, что на первый взгляд не имело отношения к делу, наводило на размышления. Перси очень нужно было выговориться, а капля волшебного зелья помогала называть вещи своими именами.
Идея стать Министром неожиданно привела Перси в ужас. Да, когда-то он мечтал об этом. Однако фанатизм, с которым он ударился в свою карьеру, что-то сдвинул у него в голове. Министр Магии стал представляться ему фигурой неземной, недостижимой, окутанной волшебным сиянием – и в то же время ущербной! Перси нравилось то, что над ним есть вышестоящие, достойные его преклонения – так, как он сам достоин поклонения нижестоящих. А раз выше Министра никого нет?.. С кем тогда делить ответственность?
Поневоле Гарри вспомнилась тетя Петунья, которая замечала малейшие недостатки у соседей, но в упор не видела, что творится с ее сыном. Амбридж, похоже, была из той же категории. Страха Перси она не заметила, она вообще не замечала то, что ее не устраивало. Она видела в нем только благодарного слушателя и изводила его бесконечными монологами, в которых перемешивались поучения, жалобы на жизнь и далеко идущие планы. Перси не возражал – не мог, не смел и даже не допускал возможности возразить высшему начальству. Амбридж оставалась заместителем Министра, а значит, на ней тоже лежал отсвет его величия.
Он все же осмелился заикнуться о своих сомнениях, когда Амбридж начала привлекать бывших Пожирателей Смерти – главным образом из числа тех, кто в свое время дезертировал из армии Снейпа. Амбридж осадила его, категорически заявив: «Они раскаялись и не стали поддерживать Темного Лорда!» То же самое она сказала и когда, к полному шоку Перси, он застал в ее кабинете Люциуса Малфоя и Антонина Долохова. «Раз они получили амнистию, значит, им следует дать шанс начать новую жизнь на благо волшебного сообщества!» Из услышанного обрывка разговора Перси уловил, что Амбридж добивается от Малфоя и Долохова финансовых пожертвований. И добилась их. Но дальше шло очень туго. Ирландские волшебники смотрели на затею со вторым Министерством крайне недоверчиво, и Амбридж, даже обещая большие оклады, не могла набрать штат. Деньги лежали в дублинском отделении «Гринготса» безжизненной кучей золота; а еще и гоблины, что-то заподозрив, стали намекать на непонятное происхождение этих денег, на банковское расследование, на арест счетов… Амбридж после долгих размышлений поделилась с Перси свежей идеей – позаимствовать опыт маглов, ввести налоги. Перси чуть в обморок не упал! «Да ты не беспокойся! – снисходительно сказала она, впервые заметив его страх. – Это потом, когда наше Министерство объединится с нынешним. Сейчас главное – добиться популярности. У нас еще нет Отдела Мракоборцев!» Что верно, то верно – но Перси подозревал, что Амбридж сама тянет с этим, уж очень она не любила мракоборцев. Может, и не всех – она порой с некоторой теплотой вспоминала Долиша и жалела о том, что Скриджмер сделал его главой Отдела. «Сейчас он вряд ли захочет перейти к нам! Другое дело, когда ты будешь Министром!» Смещение Скриджмера она считала неизбежным, часто жалела о Фадже, который, на ее взгляд, был идеальным Министром. «Может, пригласить его возглавить наше Министерство?» – осторожно предложил Перси. Амбридж так посмотрела на него, что он пожалел о том, что вообще открыл рот. И тут же вздохнула: «Он не согласится… Дамблдор в свое время сделал все, чтобы скомпрометировать меня. Проклятые кентавры!» А потом, будто невзначай, добавила: «Не люблю предателей. Запомни это!»
Оставив его в кабинете в состоянии полной прострации, она ушла в банк на очередной диспут с гоблинами. Только корпоративная дисциплина помешала Перси запереться – как-никак, рабочий день еще не кончился. Он уже всерьез подумывал, не наложить ли на себя заклинание «Обливейт», чтобы все-все забыть… Его очень разозлил стук в дверь, а потом он глазам не поверил, когда вошла Пенелопа.
Ему неслыханно повезло, что Скриджмер все же захотел проверить, чем в Ирландии занимается его заместительница, и что он отправил с инспекцией Пенелопу, которая заменила Перси на должности секретаря-референта. «Мне очень жаль,  - холодно сказала она, - но он просил передать, что ты уволен за то, что самовольно покинул работу».
Перси сначала показалось, что рухнул весь мир. Потом у него пропали все чувства и эмоции. А потом он вдруг сказал: «Есть разговор, Пенни. Пойдем в кафе. Амбридж сегодня не будет, а я могу снабдить тебя всеми нужными сведениями». Пенелопа так удивилась, что не стала возражать. И Перси рассказал ей. Не все, что он рассказал друзьям, не настолько прямолинейно и четко – но Пенелопа тоже работала в Министерстве, имела опыт в карьере и многое поняла. Оправившись от изумления, она потребовала, чтобы Перси трансгрессировал вместе с ней; когда он заколебался, сказала: «Я инспектор, я имею права арестовать тебя. Так и скажешь потом Амбридж». Это его устраивало! Он взял ее за руку. Вела она, и Перси ждал, что они очутятся в приемной Скриджмера. А вместо этого увидел дверь «Норы» и, конечно, не поверил глазам. Пока он стоял в полном ступоре, Пенелопа забарабанила в дверь, которая почти сразу же распахнулась (так совпало, что они явились через несколько минут после того, как Рон, Луна, Джинни и Невилл отправились в Косой переулок). Она толкнула Перси навстречу потрясенным родителям.

- …До сих пор сама не пойму, почему я доставила его к вам, а не к Министру, - пробормотала Пенелопа. – Но, кажется, правильно получилось…
- Ты очень хорошео сдьелала, Пенни, - заверила ее Флер, и миссис Уизли закивала.
- Мистер Уизли, - спросила вдруг Парвати, - у вас есть сова?
- Есть, а что… - Артур Уизли осекся, когда близняшки показали ему свиток. – А, вы все записали? Молодцы! Но кому вы хотите его отправить? Скриджмеру? Вряд ли это будет разумно!
Перси с удивлением и благодарностью посмотрел на отца.
- Дамблдору, - сказала Падме. – Мы думаем, что он должен знать, и чем скорее, тем лучше!
- Можете взять моего Гермеса… - еле слышно сказал Перси. – Хотя нет, он же в Дублине…
Джинни хихикнула, а Рон усмехнулся и тихо свистнул. Раздалось пронзительное верещание, крохотная сова слетела с потолочной балки и запорхала над сидящими.
- Ой, твоя малютка! Сычик! – обрадовалась Падме. – Сто лет его не видела!
Она ловко поймала совушку и начала привязывать свиток к ее ноге.
- Ладно, - сказал мистер Уизли сыну, - можешь идти к себе. Ни Скриджмер, ни Амбридж не узнают, что ты здесь.
- Спасибо, папа…
- И никаких трюков со стиранием памяти! – сурово заявила миссис Уизли.
Перси торопливо кивнул. Шагнул к лестнице, помедлил, оглянулся на Пенелопу. Девушка отвернулась:
- Я домой. Всю ночь не спала, а мне на работу. Мне все-таки придется написать отчет об инспекции, мистер Уизли.
- Конечно, пиши! Главное, что Дамблдор узнал первым. А Скриджмер все равно все проигнорирует.
- Мисс Клируотер, - неожиданно спросил Чарли, - а вы не хотели бы вступить в Орден Феникса?
- Да, - сказала она после короткого молчания, - очень…

Глава 23. «Песни Габриель»

Сон ускользал, и Гарри боролся с пробуждением; боролся, улыбаясь с закрытыми глазами, и пытался разглядеть и запомнить смеющееся мальчишеское лицо. Сознание распалось на две половины – проснувшаяся говорила, что это всего лишь сон, а спящая возмущалась: «Не мешай! Я хочу посмотреть!» Мальчик рассмеялся, бросился на шею Гарри, несколько раз коснулся губами его щек – словно бабочка крылом задела - и растаял. Вторая половина Гарри успокоилась и тоже проснулась. На щеках, в тех местах, где его поцеловал мальчик, оставалось ощущение легкой прохлады. Он открыл глаза, и они встретились с глазами Гермионы. Конечно же, это были ее летучие поцелуи, она его всегда так будила.
- Тебе снилось что-то хорошее?
- Да… так, - все с той же улыбкой он потянулся к очкам на тумбочке. – Луна вчера навеяла… когда рассказывала про свой сон. Мне снился…
- Не говори! – воскликнула Гермиона и Гарри, надев очки, с удивлением уставился на нее. - Я хочу угадать сама… У него каштановые волосы, как у меня?
- Нет, темнее… - у Гарри вдруг пересохло во рту. – Намного темнее, но все же не черные! И не настолько кудрявые…
- …но все же вьющиеся. А топорщатся, как у тебя! А глаза то карие, то зеленые…
- …смотря как падает свет!
Гермиона потрясенно повалилась на спину рядом с ним и уставилась в потолок. Они взялись за руки и крепко сжали.
- Обалдеть… - пробормотал Гарри. - Хочу такого сына!
- И я!
- Помнишь, о чем вы говорили с Луной перед танцами? – напомнил Гарри его собственный голос.
Гарри повернул голову и встретился взглядом со своим портретом. Конечно же, он помнил – это было позавчера, хотя после стольких событий вчерашних суток казалось, что прошло не меньше недели.
«Ты хочешь сказать, что, если кто-то из нас что-то умеет, значит – умеют все?»
«Да, именно это».
- Думаешь, мы заглянули в будущее? – взволнованно спросила Гермиона и приподнялась на локоть, чтобы посмотреть на картину.
- Кто его знает? – одновременно сказали оба Гарри. А настоящий добавил: - Хорошо, если так!
- Значит, так и будет, - Гермиона поцеловала его. – Не знаю, правда, когда…
- Некуда спешить! – быстро сказал Гарри. – Пусть сначала…
- …жизнь придет в норму, - закончил за него Гарри-с-портрета.
С этим все были согласны, и Гарри почувствовал легкий холодок. Позавчерашние нападения были, никуда от этого не денешься – от этого и от слов Френка: «Что-то затевается!»
- Здесь все было в порядке! – поспешил заверить его Гарри-на-портрете: сейчас, когда все рядом, он, конечно, знал, о чем подумал его оригинал.
- Спасибо, - улыбнулся Гарри.
На душе снова стало спокойно. Конечно, он мог просто войти в портрет и, слившись со своим двойником, узнать все, что происходило в Хогвартсе за время их отсутствия… но неохота было вставать. Гермиона, тоже успокоившаяся и удивленная тем, что Гарри-на-портрете торчит в гордом одиночестве, спросила:
- А где я? Я, нарисованная…
- У Рона, - улыбнулся портрет. – В портрете Луны, то есть. У Луны случился приступ творческого вдохновения – рисует Рона.
- Гарри! – возмущенная Гермиона-на-портрете выскочила из-за края рамы. – Это должно было быть сюрпризом!
- Ой!
- Ущипни его, Гермиона!
- Меня?! – завопил настоящий Гарри. – Я-то тут при чем?
- Когда она тебя ущипнет, он тоже почувствует, - объяснила Гермиона-на-портрете.
- Так ущипни его ты! – возразил Гарри. – Тогда будет справедливо – он почувствует, а я нет.
- Жалко… - призналась Гермиона-на-портрете.
- Ладно, - сказал, посмеиваясь, нарисованный Гарри. – Я уже сам себя ущипнул, так что проблема решена. Пойдем в гостиную, - предложил он нарисованной подруге. – Хочу прогуляться по этому пейзажу – я его вчера толком не рассмотрел.
- Давай! – она уже забыла, что сердилась. – А вы?
- Я хочу кое-что дописать, - с ноткой извинения сказала Гермиона, кивнув на стол, где с позавчерашнего дня ее дожидался развернутый свиток.
- Тогда я посижу в гостиной, - сказал Гарри, меняя пижаму на рубашку и свои излюбленные потертые джинсы. – Попрошу Добби принести кофе.
Портреты помахали им руками и исчезли, оставив на картине пустующую гостиную. Гарри с улыбкой оглянулся на подругу – накинув домашнюю мантию, она уже сидела за столом и задумчиво грызла кончик пера – и тихо закрыл за собой дверь.
Он с наслаждением плюхнулся в кресло – роскошное кожаное кресло, обнимающее сидящего так, что тот чувствовал себя невесомым. Почти сразу же открылись еще две двери, и на порогах возникли Рон и Невилл, оба в пижамах. Одновременно потянулись, зевнули и пошли к свободным креслам.
- Привет, Гарри! – сказал Невилл.
- Привет! Ты уже встал? – спросил Рон.
- Как видишь. А где Джинни, Невилл? Спит еще?
- Нет, она в ванной.
- А Луна еще дрыхнет, - сказал Рон.
- А я понял так, что она тебя рисует, - удивился Гарри, - нам мой портрет сказал.
Рон рассмеялся:
- Это не она рисует, а ее портрет!
- То есть как? Ее портрет рисует твой портрет?
- Ага! Такое только она могла придумать! Она – ну, настоящая – вчера нарисовала на своем портрете мольберт, а он для нарисованной стал как настоящий, и Луна-с-портрета начала рисовать на нем меня.
- Думаешь, что-нибудь получится?
Рон картинно развел руками:
- Ну, это же Луна! Посмотрим. Во всяком случае, если помнишь, на втором курсе в кабинете Локонса было полно его портретов. И там был такой – он, одетый как художник, рисует собственный портрет… помнишь?
- А, да!
- Я тоже помню, - сказал Невилл. – И оба портрета были живыми!
- Вот-вот. Так что – вдруг получится?
Обе двери опять распахнулись, и два девичьих голоса одновременно сказали:
- Привет, ребята!
Голос Джинни был бодрым, Луны – еще сонным.
- Как там с портретом? – поинтересовался Рон.
- Она еще не закончила-а-а... – голос Луны перешел в сладкий зевок. – Но он уже ожил!
- Ну, и какой он? – полюбопытствовал Рон. – Такой же, как я?
Луна со смехом втиснулась рядом с ним в кресло.
- Да, - безмятежно-рассеянным голосом подтвердила она. – Такой же несносный – уже даешь ей советы, как лучше сделать! Я люблю тебя, Рон, - несколько неожиданно закончила она и потерлась щекой об его плечо. – Я тебе это говорила?
Поперхнувшись и прокашлявшись, Рон с улыбкой ответил:
- Сегодня еще нет. Хотя нет, говорила – когда я пытался тебя разбудить.
- Ну ничего… Мне лишний раз не жалко…
- Ты еще собираешься спать? – удивился он, когда она закрыла глаза.
- Нет, я пытаюсь вспомнить, что же я забыла… Невилл, у тебя случайно нет напоминалки? Ой, нет, я забыла, у меня же есть!
Она выпрямилась, порылась в карманах мантии, доставая какие-то совершенно несусветные предметы – разноцветные перья, волшебную чернильницу-непроливайку, целую горсть сережек-редисок – и вручая их Рону. Наконец с торжествующей улыбкой она выудила стеклянный шарик, наполненный красным светящимся туманом.
- А куда тебе столько? – удивился Рон, разглядывая кучку сережек у себя на ладони.
- Мне их все время дарят мои фанаты, - рассеянно отозвалась Луна, забирая у него сережки и кладя назад в карман; чернильницу она поставила на журнальный столик и положила рядом перья. – Некоторые почти такие же хорошие, как и мои… Так…
Она стала разглядывать напоминалку.
- Что-то ты точно забыла, - заметил Рон. – Красная вот.
- Это потому, что я забыла, что у меня есть напоминалка, - объяснила девочка. – Так…
Невилл, у которого был самый большой опыт с напоминалками, посоветовал:
- Сожми ее пальцами и припоминай по очереди… или лучше называй вслух.
Луна с благодарностью улыбнулась ему и последовала совету.
- Так… - в третий раз повторила она. – Кажется, я что-то забыла… записать… для кого-то… Невилл, а почему цвет не меняется?
- Ну, значит, именно это ты и забыла.
- Ага! Значит, я что-то для кого-то забыла записать или написать… Айрис?
Шарик вдруг стал прозрачным.
- Ой, работает! – восхитилась Луна. – Для Айрис я ничего не забыла! Для Габриель?.. Ой! Ну конечно!
Она в легкой панике вскочила на ноги, кинула в карман покрасневший шарик и бросилась к двери своей комнаты.
- Вылетело из головы, – донесся оттуда ее голос, - а она ведь собиралась зайти!
Луна выскочила назад с толстой тетрадью и свитком пергамента в руках.
- Нет, - пробормотала она, положив свою ношу на столик, - я не успею переписать… О! Гермиона знает Протеевы чары, она же тогда сделала нам сигнальные галеоны!.. Где она, Гарри, еще спит?
- Работает.
- А ничего, если я ее позову? Она мне очень нужна!
- Конечно, ничего! – горячо заверил ее Гарри. – Она еще не завтракала, а мне ее звать бесполезно. Может, тебя она послушает!
Луна кивнула, приоткрыла дверь и заглянула в их комнату.
- Привет, Луна! – донесся оттуда голос Гермионы.
- Привет! Ты мне не поможешь?
- Сейчас, только абзац допишу. Это срочно?
- Ужасно! И знаешь, я потом покажу тебе одну папину статью в «Придире». Он там неопровержимо доказал, что писать натощак очень вредно!
Из комнаты послышался смех:
- Ладно, сейчас!
Луна ждала, слегка подпрыгивая от нетерпения. Когда Гермиона, запахивая мантию и поправляя волосы, вышла наконец в гостиную, она сразу же схватила ее за руку и потащила к столику, объясняя на ходу.
- Перенести текст в тетрадь? – переспросила Гермиона. – А это не Протеевыми чарами, тут нужно Копирующее заклинание… Сейчас!
Она подняла палочку. Свиток ожил и начал разматываться. Написанные на нем строчки вдруг вспыхнули золотистым светом, и эта светящаяся копия начала отделяться от поверхности и подниматься в воздух; текст быстро бежал вверх и начал исчезать в потолке. Гермиона, которая помимо воли вглядывалась в него, вдруг спохватилась:
- Это ничего, что я их читаю?
- Ничего, конечно! – удивилась Луна.
Гарри тоже пытался что-нибудь разобрать, но строчки шли слишком быстро, а читать со скоростью Гермионы он не умел. Только когда, заинтересовавшись, она с тихим: «О!..» притормозила текст, заставив две строки вспыхнуть ярче, он смог прочитать:

«…если все это неправда,
зачем тогда снятся сны?»
(Р. Рождественский)

Рон и Луна обменялись улыбками, Гарри и Гермиона тоже. И Невилл с Джинни – неужели и у них был такой же сон?
- Это твои стихи? – с восхищенной улыбкой спросила Гермиона.
Луна засмеялась и помотала головой. Гермиона с недоверчивой улыбкой глянула на нее. Гарри тоже подумал, что Луна просто скромничает.
- Так, - сказала Гермиона, когда последние строчки повисли в воздухе.
Она опять взмахнула палочкой. Текст поплыл вниз, погружаясь на этот раз в поверхность столика, пока в комнате не появилось снова его начало. Тетрадь раскрылась, лента, образованная из светящихся строчек, изогнулась, ее начало легло на раскрытой странице, а затем страницы, шелестя, начали с громадной скоростью перелистываться, втягивая невесомый текст.
- Вот это да-а-а… - выдохнула потрясенная Луна. – Работа мастера!
Она схватила тетрадь и начала листать. Гермиона даже порозовела:
- Спасибо, Луна…
- Тебе спасибо! Только, если можно… - она умоляюще посмотрела на Гермиону, - Протеевы чары тоже нужны. Чтобы все, что я записываю в этот свиток, сразу появлялось в тетради. Это не сложно?
- Нет, нисколько. Положи их рядом.
Гермиона начала водить палочкой над тетрадью и свитком, словно соединяя их множеством невидимых нитей.
- Все, - сказала она, опуская палочку. – Только, когда свиток закончится, на следующий надо будет снова наложить чары.
- Он не закончится, - несколько рассеянно успокоила ее Луна, открывая чернильницу и вставляя в нее свои разноцветные перья. Получилось что-то вроде причудливого букета в миниатюрной вазочке.
- Луна, - с мягкой снисходительностью заметила Гермиона, - любой свиток рано или поздно заканчивается…
- Только не этот, - возразила Луна. – Это Бесконечный свиток.
Придвинув палочкой к столику низенький пуфик, она уселась, положила тетрадь перед собой и, задумавшись, достала из чернильницы синее перо. Одним быстрым движением вывела на обложке аккуратный прямоугольник и начала заштриховывать.
- Лу-на… - выдохнула Гермиона.
Даже когда она обнаружила в лавке Фреда и Джорджа книгу Локонса, на ее лице не было такого потрясения, как сейчас!
- Что? – рассеянно спросила девочка. Закрасив прямоугольник, воткнула перо назад и начала задумчиво перебирать остальные.
- Это… это правда?
- Что – правда?
Выбрав желтое перо, она быстро вывела в синем прямоугольнике красивыми золотыми буквами: «Песни Габриель».
- Это правда… Бесконечный свиток?
- Ну да… - Луна краем глаза глянула на нее. – А, ты же считала, что его не существует…
Гарри тоже было интересно, но он все же не понимал, что так поразило его подругу. Лично ему куда более занятным показалось то, что чернила Луны меняют цвет в зависимости от цвета пера. И рисунок понравился тоже – хотя то, что Луна хорошо рисует, он знал еще с прошлого года, когда они столь драматичным образом навестили ее отца.
Теперь она, быстро меняя перья, разрисовывала обложку цветами и птицами
- Ну прости, что не верила! - жалобно извинилась Гермиона. – Луна, а… он у тебя… только один, да?
Девочка отложила перо и некоторое время озадаченно смотрела на нее. Потом в ее глазах вспыхнуло торжество, она вдруг вскочила, скрылась в комнате и почти сразу же вышла с охапкой свитков.
- Вот, - сказала она, сияя улыбкой. – А то все никак не могла придумать, что бы тебе подарить. С днем рождения, Гермиона!
- Ты с ума сошла… - жалобно шепнула Гермиона, нерешительно принимая подарок. – Луна, спасибо тебе, но… нельзя же так, это же такая редкость!..
Луна с улыбкой помотала головой, взяла со столика тетрадь и начала внимательно разглядывать.
- Красиво получилось, правда? – спросила она, показав ее Гермионе и тут же, не дождавшись ответа, засмеялась: - Они уже не редкость. Первый – да, папа раздобыл его в Египте. Если бы он не верил в такие вещи, он бы даже не понял, что попало ему в руки! Потом мы их продублировали, и… вот!
Осторожно, будто неся что-то до невозможности хрупкое, Гермиона шагнула к комнате. Медленно присела, нажав локтем на ручку, открыла плечом дверь и скрылась. Мальчики, кто с недоумением, кто с улыбкой, смотрели ей вслед.
- Ну конечно, - сообразил Гарри, - пергамент, который никогда не кончается… Мечта Гермионы!
Рон рассмеялся, кивнул и деловито спросил:
- Завтракать будем?
- Да! – спохватился Гарри. – Добби!

На этот раз ему удалось самому оторвать Гермиону от созерцания нового сокровища и привести ее в гостиную, где эльфы, ревниво поглядывая друг на друга, расставляли на двух столиках чашки, тарелки и прочее. Кричер, явившийся по собственной инициативе, покосился на Гермиону, которая сердечно поздоровалась с ним, и ответил коротким кивком. Это был немалый прогресс – раньше необходимость здороваться с ней, маглорожденной «грязнокровкой»,  вызывала у него судороги.
Появление Кричера привело к ссоре между ним и Добби, по счастью, недолгую – недолгую по человеческим меркам, конечно: между собой они говорили с невероятной скоростью. Но что-то удавалось уловить. Добби настаивал на том, что он, как свободный эльф, имеет полное право обслуживать своих друзей, а Кричер – что он, как домашний эльф сэра Гарри Поттера, имеет не меньшее право обслуживать друзей своего хозяина, не говоря уж о самом хозяине.
Когда дело дошло до самого завтрака, эльфы чуть не подрались – на вопрос, чего они желают, Гарри опрометчиво ответил: «На ваше усмотрение». Кричер стал настаивать на булочках, Добби – на гренках. Если бы Гарри в свое время не запретил им драться, то дракой бы и закончилось. Проблему разрешил Рон; изнывая от голода, он воскликнул: «Давайте и то, и другое, чего уж там!»
Эльфы несколько секунд таращились друг на друга, потрясенные гениальностью этого решения, потом молниеносно накрыли столик и стали по очереди трансгрессировать на кухню. Так что завтрак удался на славу. Добби, не дожидаясь на этот раз приглашения, взял свою чашку и одну из булочек Кричера и юркнул под столик. Старого эльфа это возмутило: «Если Добби считает, что его гренки лучше, почему он берет булочку?!» «Кричер сказал, что он обслуживает друзей сэра Гарри Поттера, - парировал Добби. - А Добби тоже его друг!» Гарри оборвал новую перепалку, пригласив и старого эльфа. Пригласил с некоторой опаской (зная характер Кричера), но в то же время и с желанием показать Гермионе, что не считает эльфа слугой, пусть тот и категорически не хочет свободы (как-то наедине, он ему предложил – эльф, конечно же, закатил истерику!) Реакция Кричера поразила всех. Поклонившись Гарри и заявив, что слово хозяина – закон, он поколебался и вдруг попросил разрешения сесть рядом с Гермионой! От изумления даже Добби выскочил из-под столика и уставился на него.
- Но, Кричер… - ошеломленно возразила Гермиона, - тебе же это будет неприятно!
Эльф серьезно кивнул:
- Да, Кричер так воспитан, мисс Грейнджер. Кричер не выносит грязнокровок, но Кричеру надо перевоспитаться, потому что мисс Грейнджер будет его хозяйкой.
- В таком случае Кричер должен перестать называть ее этим нехорошим словом! – закричал Добби.
Гарри уже готовился вмешаться, чтобы пресечь новую ссору, но Кричер вдруг кивнул и сказал:
- Добби прав, хозяин, но Кричер по-другому не может, потому что прежняя хозяйка миссис Блек приказала ему называть так всех маглорожденных. Хозяину нужно приказать Кричеру не говорить это слово, и приказать Кричеру любить маглорожденных, потому что миссис Блек приказала ненавидеть их.
Гарри некоторое время смотрел на него, размышляя. Все ждали с неподдельным интересом.
- Хорошо, Кричер, - сказал наконец Гарри. – Больше никогда и никому не говори это слово и запомни, что оно очень дурное и очень глупое. Но это все. Приказывать тебе любить или не любить кого-то я не буду, потому что любить по приказу – это плохо. Ты должен научиться сам.
«О-о!..» - с восхищением пробормотала Гермиона. Кричер задумался, поклонился и сказал:
- Хозяин мудр.
После чего без лишних слов взял свою чашку, демонстративно цапнул гренок со столика, накрытого Добби, и запрыгнул на подлокотник гермиониного кресла.
Он добросовестно просидел на этом месте весь завтрак и в конце заметно расслабился. Но все же ему явно полегчало, когда Гермиона, допив кофе, вспомнила о карточке Бонда и пошла в комнату.
- Все требует времени, хозяин, - сказал эльф,  когда Гарри вопросительно посмотрел на него. – Кричер привыкнет.
И, спрыгнув с подлокотника, присоединился к Добби. Вместе они убрали пустую посуду, поклонились и исчезли.
- Я прямо сейчас и сбегаю к папе, - сказала Гермиона, появившись в гостиной уже одетая в хогвартскую мантию. – Приглашу его к нам, не возражаете?
Никто, конечно, не возражал, и она весело убежала.
А вернувшись, обнаружила, что чуть не пропустила знаменательное событие – окончание работы над Роном-на-портрете и первое вхождение Рона в нарисованный мир!
В комнате уже собрались все. Рон, плоский, как фотография, стоял в нарисованной гостиной рядом с нарисованным мольбертом. Полотно на мольберте было первозданно пустым – портрет и оригинал уже слились. Рон обнимал светящуюся от счастья и забрызганную красками Луну-на-портрете и с преувеличенно-скромным выражением принимал поздравления. Настоящая Луна запрыгнула в раму, слилась с нарисованной и повисла у него на шее. Нарисованная гостиная Когтеврана незаметно наполнилась живыми портретами. Двойники Гарри и Невилла пожимали ему руки, Гермиона-с-портрета и невесть как появившаяся Лаванда оттесняли Луну и друг друга, пытаясь его поцеловать. Не выдержав, их оригиналы тоже забрались в портрет, отчего стало казаться, что рама вот-вот затрещит. Но двойники слились, и места хватило всем. В комнате теперь оставалась одна Джинни, у которой не было портрета и поэтому мир картин был ей недоступен. Заметив это и пожалев ее, Луна и Гарри с Гермионой вернулись в комнату. Потом вышел и Рон, оставив на картине своего новообретенного двойника.
- К этому надо привыкать постепенно, - сказал он своему портрету и обратился к Джинни: - Ну что, сестренка? Может, попросишь Дина нарисовать тебя?
Джинни как-то неопределенно пожала плечами:
- Посмотрим…
- Мы прогуляемся немного, - сказал Рон-с-портрета. – По картинам. Крутой здесь мир! Пока, оригинал, не скучай без меня!
Оба Рона подмигнули друг другу.

- А что твой папа? – спросил Гарри, когда они вернулись в гостиную. – Ты вроде хотела его пригласить?
- Да занят он, - недовольно ответила Гермиона. – Похоже, решил до Рождества изучить всю магию от Древнего Египта до наших дней. И мама туда же – изучает магическую медицину. Она сейчас работает у мадам Помфри.
- По крайней мере понятно, в кого ты такая пошла, - глубокомысленно заметил Рон.
Гермиона рассмеялась.
- А еще, похоже, папа решил переспорить всех наших преподавателей и Дамблдора, - добавила она, откинувшись в кресле. – Тут у них были такие дискуссии! – потом уже серьезным тоном добавила: - Он очень напуган этими нападениями, ребята…
- А что тут странного? – удивилась Джинни. – Он же твой отец!
- Не только… Он старался не показывать, но я же своего папу знаю, - Гермиона слегка улыбнулась. – Папа боится не только за меня, но, кажется, и за весь Хогвартс… Вы не представляете, как он привязался к Хогвартсу! Наверное, потому что здесь так много детей… ну, и магия тоже. Они когда-то хотели, чтобы у них было много детей, как у вашей семьи, но так получилось – у мамы после меня был еще один ребенок, который умер после родов, и после этого у нее больше не было детей. Мне тоже жаль – у меня была бы сестренка, и тоже волшебница, наверное. Ладно, не надо смотреть на меня с таким сочувствием! – смущенно попросила она и поспешно сменила тему: -  Джинни, а что у тебя за колебания? Ты разве не хочешь, чтобы и у тебя был портрет?
- Да хочу… - с какой-то непонятной досадой отозвалась Джинни. – Только тут такое дело…
- Дин хочет, чтобы она позировала ему обнаженной, - засмеялся Невилл.
- Ну и что? – удивился Рон. – Он же был твоим парнем, сестренка!
- Рон, у нас с ним дальше поцелуев не заходило – хочешь верь, хочешь нет! - сердито сказала Джинни. – А потом пошли всякие ссоры… ну, и до большего так и не дошло… Да ладно, не в этом дело, - добавила вдруг она. – Я, вообще-то, не против, мне просто не хочется расстраивать Лаванду. Им и без того тяжело оттого, что они не могут даже прикоснуться друг к другу.
- А что мешает Дину нарисовать самого себя и войти к ней? – недоумевал Рон.
- Он… не хочет, - сказала вдруг Гермиона и все с удивлением посмотрели на нее. – Да, мы как-то говорили об этом, и он очень подробно расспрашивал меня о том, как мы входим в картины и как сливаемся со своими портретами. Он считает, что у него не получится, и, похоже, он прав. Если бы такое происходило всегда, об этом бы знали давно – художники, по крайней мере. Он думает, что это возможно только для нас… потому что мы Круг. Я тоже так думаю. Что-то вроде побочного эффекта магии Круга. Может, стоит еще раз вызвать Мерлина из книги и рассказать ему… наверное, он и сам не предвидел такого.
- Последний враг… - пробормотал Гарри.
- Ты о ком? – удивился Рон, которому показалось, что Гарри говорит о Мерлине.
- О смерти.
- Мы видели эту надпись в Годриковой Лощине… - объяснила Гермиона. - На могиле его родителей.
- Ох, извини, ты же рассказывал! – с досадой на себя воскликнул Рон. – «Последний враг, которого нужно победить – это Смерть»! Ну так мы это сделали, Гарри!
- Нет, - тихо, словно про себя сказал Гарри, - пока еще нет.
Он встретил взгляд Рона. Тот провел рукой по волосам Луны, выразительно посмотрел на Невилла и Гермиону и снова повернулся к нему:
- Разве нет?
- Еще нет, Рон. Трое… ну, четверо, если считать Седрика. Правда, не мы его воскресили, а Чжоу, это ее заслуга…
- Прежде всего это твоя заслуга! - возразила Луна; сонно-безмятежное выражение слетело с нее, ее обычно широко раскрытые глаза были слегка сощурены и смотрели очень внимательно. – Дамблдор и Орден Феникса еще рассуждали и копались в теории, когда ты воскресил Гермиону! Ты первым доказал, что смерть можно победить, Гарри. Это уже половина победы!
Он смотрел на нее в легкой растерянности, а она на него – так, словно ждала что-то важное. Со стороны могло показаться, что они играют в гляделки. И как-то сами собой вспоминались ее реплики, которые Луна бросала невзначай и которые скрывали в себе что-то очень важное. «Это же мы, - сказала она позавчера. – Значит, разница есть».
«Что это?» - спросил Рон два года и еще вечность назад, когда они вшестером стояли в обнимку на Астрономической башне. «Это мы», - сказала Луна, и все почувствовали – придет время, и они поймут, что это значит.
Время пришло. Они поняли. Гарри улыбнулся ей, и она просияла.
- Спасибо, Луна, - серьезно сказал он. – Но пока это только половина.
- Будет и остальная, - сказала Луна. – Когда Лаванда будет с Дином, когда мама будет со мной…
На мгновение в ее глазах мелькнула печаль. Она потянулась к тетради с надписью «Песни Габриель» и начала листать:
- Где же оно?.. А, вот!

«Когда в душе полярная зима,
И неизвестно, подойдет ли лето,
Бывает очень нужно, чтобы тьма
Пересеклась порой полоской света…»

Послышался звонкий удивленный смех, и новый голос с легким забавным акцентом продолжил:

- Что можьет просийять таким лучом?
Порой довольно взгляда и улыбки,
И - словно снова провьели смычком
По струнам позабытой старой скрипки!
(Эдуард Голдернесс)

- Габриель! – Луна радостно вскочила.
Поставив у двери черный футляр, девочка пролетела через гостиную и повисла у нее на шее. Следом нерешительно зашел Денис, тоже с каким-то футляром в руке. По форме казалось, что внутри футляра сковородка с очень длинной ручкой.
- Заходи, Денис! – приветливо сказала Гермиона, отчего мальчик еще больше смутился. Габриель отпустила Луну, подошла к нему и решительно потащила за руку.
- Что это у него? – негромко спросил Гарри.
Гермиона пожала плечами.
- Банджо, - застенчиво сказал мальчик, услышав его вопрос, и уселся на краешек кресла.
- Мы собьираемся организовать оркестр! – весело объявила Габриель. – Луна, спасибо, что познакомила меня с Айрис! Она тоже будет участвовать… О! – ее взгляд упал на тетрадь, она порывисто схватила ее и начала листать. – Луна! Спасибо тебе, гран мерси! Только почьему «Песни Габриель»?.. Нет, очень мило, но это же твои…
Луна вздохнула:
- Это не мои стихи, Габриель, я тебе уже говорила.
- Ну, Луна! – слегка сердито возразила девочка. – Ну кто, кроме тебя, можьет написать замечательное стихотворение про нафталин?
- Про что? – со смехом воскликнула Джинни.
- Про нафтальин! – с восторгом повторила Габриель. – Видьишь? Такое может только Луна!
- Значит, не только, - мягко сказала Луна, - значит, еще кто-то может.
- Ну, кто?
- Я не знаю, Габриель. Я не пишу стихи. Я их только записываю. Их кто-то пишет, и они приходят ко мне. И если они мне нравятся, я их записываю.
- Ну кто? – в полном замешательстве снова спросила Габриель. – Кто, если не ты?
- Кто-то, - пожала плечами Луна. – Кто-то где-то когда-то их написал… или еще не написал, но обязательно напишет. Ну не расстраивайся! Ты же собираешься это петь, верно? Значит, это будут твои песни, и все.
Габриель размышляла над ее словами, то улыбаясь, то хмурясь, и казалось, что свет в гостиной слегка мерцает.
- Не напрягайся так, - засмеялся Рон, пытаясь стряхнуть наваждение. – Луну просто так не поймешь, Габриель.
- Даже ты? – удивилась девочка.
- Даже я!
- Ну, хорошео! – она посмотрела на Дениса. – Давай спойем Луне! Деньис!
Мальчик, заворожено уставившийся на нее, вздрогнул и чуть не уронил футляр:
- Да… давай! – он рванул молнию и начал вытаскивать инструмент: что-то вроде гитары, но с совершенно круглой декой. Габриель подбежала к черному футляру и достала аккордеон. Денис взял пробный аккорд – и улыбнулся, как-то сразу забыв про напряжение и чувство неловкости.
- Про нафтальин! – сказала ему Габриель. – Ен-де-троа!
Она растянула мехи, и банджо Дениса тут же отозвалось слегка дребезжащим звоном струн.

Табарен говорил: "Нафталин - это шар; - запела девочка, -
в глубине сундука ядовит он и светел"

Денис подхватил:

Со слезами во рту Франсуа возражал:
"Нафталин это бог, нафталин это ветер!"

Дальше они пели дуэтом:

Не полуночный шаг и беспечный ночлег,
Не настой водяной на серебряных ложках,
Не больной, не апрельский, не сумрачный снег
За булыжной стеной на садовых дорожках.

Табарен говорил: "Нафталин - это смерть; - пела Габриель. -
погостил и пропал, и никто не заметил"
Франсуа закричал Табарену: "Не сметь! - протестовал Денис. -
Нафталин это бог, нафталин это ветер!".

Не стеклянный озноб и размеренный бред,
Не передника в красный горошек тряпица,
Не удара, не крови, не судорог след,
Что в песке оставляет подбитая птица.

Табарен говорил "Нафталин это ложь;
он глаза затуманит и голову вскружит".
Франсуа прошептал "Ты меня не поймешь,
Ты меня не осилишь, тем хуже, тем хуже..."

Не железный венок и означенный звук,
Не горланящий, ночи не помнящий петел,
Не жестокий, не твой, не отрекшийся друг.
Нафталин - это бог, нафталин - это ветер!
(Владислав Дрожащих)

Друзья долго смеялись, долго аплодировали, а Рон и Джинни одновременно закричали:
- Спасибо!!!
- Необыкновенная песня, - серьезно сказал Невилл. – Очень весело и очень грустно… правда?
Джинни посмотрела на него и закивала.
- Габриель, Денис, вы знаете, что у Гермионы завтра день рождения?
Реакция на ее вопрос была более чем неожиданная. Дети как-то всполошились, переглянулись и покраснели, будто их поймали на какой-то шалости.
- Ну… да, знаем… - выдавил Денис. – А что?..
- Да ничего, - удивилась Джинни. – Просто хотела спросить, не споете ли нам? Фред и Джордж решили организовать вечеринку.
- Д.. да, конечно… Правда, другое…
- Деньис! – предупреждающе воскликнула Габриель.
- Ой… ну, мы тогда пойдем, порепетируем…
Мальчик вскочил, подал руку Габриель, и они кинулись к двери, на ходу заталкивая инструменты в футляры. Друзья озадаченно смотрели им вслед. Вдруг Гермиона со смехом воскликнула:
- О, кажется, все понятно!
- Что? – спросил Гарри.
- Когда я ходила к папе, от меня все младшекурсники шарахались, - весело объяснила она. – И у всех такие хитрые мордочки! Похоже, они готовят что-то для вечеринки и боятся, как бы мы раньше времени не узнали!
- Ну, тогда будем делать вид, что ни о чем не догадываемся! – рассмеялся Рон. – Или наоборот – что все знаем!
- Не стоит, Рон, - серьезно сказала Луна. – Не надо их смущать.
- Да я пошутил, - сконфузился Рон.
Луна улыбнулась, встрепала ему волосы и скрылась в комнате.

- Помнишь, - сказала Гермиона, когда они вернулись в комнату и Гарри плюхнулся на кровать, - когда Дамблдор сказал: «Жизнь вернулась в Хогвартс»?
- Конечно!
- Мне сейчас кажется, что ее стало больше.
- И любовь стала приходить раньше, - улыбнулся Гарри. – Юан и Айрис, Денис и Габриель…
Гермиона присела рядом и наклонилась над ним, щекоча волосами его лицо.
- Габриель – француженка, - заметила она. – У них с этим легче. Я бы не сказала, что на наших младших курсах не было любви. Ты, наверное, не замечал… Ханна Аббот, скажем, и Эрни Макмиллан – они были неразлучны со второго курса. Бедняжка Ханна, - ее голос стал грустным. – Сначала Пожиратели убили ее маму, потом Эрни погиб…
- У меня на глазах, - тихо сказал Гарри.
Гермиона сжала его руку. Он посмотрел на нее, догадываясь, что она скажет: «Ты ничего не мог сделать»…
- Ты ничего не… - заговорила Гермиона.
И осеклась. В гостиной раздался крик, от которого оба вскочили на ноги.
- Есть кто-нибудь?!! – с надрывом кричал знакомый девичий голос, и кто-то отчаянно забарабанил в дверь. – Ребята, вы здесь?!!
Снова раздались удары, более глухие – кто-то метался по гостиной и стучал во все двери.
- Легка на помине… - ошеломленно воскликнула Гермиона, бросаясь к двери.
Все уже повыскакивали из комнат, окружив рухнувшую в кресло девушку со светлыми косичками. Она закрывала руками лицо, ее трясло. Луна и Джинни присели на подлокотники, обнимая ее; Гермиона подбежала, присела перед ней, и все наперебой спрашивали: «Ханна, что такое?.. Что случилось?..»
- Сейчас… простите… - прохрипела Ханна. – МакГонагалл… просила, чтобы вы пришли в больничное… она сама хотела вас позвать, но я вызвалась… я хотела сама сказать вам… она просила только никому больше…
Она наконец отняла руки от лица, подняла голову, и Гарри с изумлением обнаружил, что, хоть ее лицо и залито слезами, но она… улыбается!
- Кто-то пострадал? – спросил Рон.
- Да… нет… - у нее снова перехватило горло. – Эрни… - и вдруг закричала: - ЭРНИ ЖИВ! Вер… вернулся!
Кто-то наколдовал стакан воды, и она стала давясь, пить, расплескав половину содержимого, ее зубы стучали о край стакана. Потом долго кашляла, наконец заговорила более связно:
- Его нашли у ворот, его и еще какого-то старика, он его тащил на себе… У них еще палочка была какая-то странная…
- Ханна, - внимательно спросила Гермиона, - а ты уверена, что он не…
- Нет! Не инферни! Он говорит… и он меня узнал… а я его не сразу узнала, кожа да кости… крайнее истощение… Ребята, пойдем… пожалуйста! Мне страшно!

Глава 25. Беглецы

Заметив, что руки дрожат, Гарри сцепил их и зажал между коленями. Его била дрожь, и он очень надеялся, что чувства, охватившие его, не отразились на лице – смесь ужаса, недоверия, острой жалости... И ненависти. Ненависти к тем, кто способен довести человека до такого состояния. Сейчас он очень хорошо понимал, почему Ханна сказала: «Мне страшно!» В постели сидел обтянутый серой кожей скелет. И это Эрни Макмиллан, который комплекцией мог поспорить с Невиллом?
- Великий Мерлин! - прошептала Джинни. – Что они с тобой сделали?
Эрни попытался улыбнуться. Это выглядело жутко -  словно он забыл, как улыбаются. Неуютно было всем, но Гарри больше всего, потому что Эрни не сводил с него глаз и явно собирался с силами, чтобы заговорить.
- Гарри, ребята, - сказал он наконец, снова попытался улыбнуться, и на этот раз ему удалось. – Я понимаю, что вы не можете мне доверять, и я хочу заверить вас – это действительно я, Эрни Макмиллан. Я могу это доказать, Гарри. На втором курсе я боялся тебя и считал, что ты наследник Слизерина. Но когда василиск напал на Гермиону, я понял, что ошибся, потому что ты никогда не причинил бы ей зла. А на пятом курсе я сказал, что верю тебе насчет Того-кого-нельзя-называть, и что тебе верят не только сумасшедшие… - он вдруг поперхнулся и виновато посмотрел на Луну. Та засмеялась:
- Все в порядке, Эрни! Это ты, без вопросов!
Как только он заговорил, в палате словно посветлело, и друзья тихо вздохнули – с облегчением. Так говорить мог только Эрни Макмиллан. Вслед за Луной улыбнулись все, а Рон сообщил:
- Мы тебя узнали, как только ты заговорил!
- А как?.. – удивился Эрни.
- Старина, да у кого еще в Хогвартсе такой торжественный стиль?!
Эрни опять поперхнулся бульоном – Ханна пользовалась любой паузой, чтобы кормить его с ложечки. Только на этом условии – что больного заставят поесть – мадам Помфри согласилась впустить их в больничное крыло, где оказались еще и МакГоногалл, Дамблдор, Слизнорт и почему-то Мартин Оливандер. Мастер палочек сидел на стуле рядом со второй постелью и молча, с мягкой улыбкой, сжимал руку изможденного старика. Наверное, тот, кого Эрни тащил на себе… Родственник Оливандера-младшего? Или даже… «Не может быть!»
Оливандер-старший? Живой?!!
Это был он, и он повернул голову, ответив на их взгляды серебристо-лунным сиянием глаз. С радостным восклицанием Луна вскочила, подбежала к нему.
- Что, малышка? – слабым и очень теплым голосом сказал старик, сжав ее руку. – Меня тоже трудно узнать, правда?
Девочка кивнула, в ее широко раскрытых глазах блестели слезы.
- Ты жива… - прошептал Оливандер. – Ты снова жива…
Луна всхлипнула, улыбнулась сквозь слезы и погладила его руку. Не только Гарри – все были потрясены. Никто ни разу не видел Луну плачущей, пусть и от радости!
Показалось, или призрак Дамблдора и правда негромко шмыгнул?
- Гм… Эрни… - негромко сказал он, уплотняясь рядом с постелью, - это ничего, что я вас называю по имени?
- Нисколько не возражаю, сэр, - с удивлением в голосе отозвался Эрни. - И я счастлив, что вы вернулись, пусть и… - он замолчал.
- В виде призрака? – улыбнулся Дамблдор.
Стоящая неподалеку МакГоногалл посмотрела на него с легким неодобрением.
- Да… или… Так вы призрак, сэр? Простите. Таких привидений я ни разу не видел! Вы сейчас стали как живой… простите!
- Не извиняйтесь, Эрни, вы мне льстите. Да, то, что вы видите перед собой – одно из величайших моих достижений. Скажите, - Дамблдор внимательно посмотрел на него поверх очков, - я правильно понял, что вы обо мне не знали и не слышали?
- Я… Да, сэр.
- Значит, можно предположить, что вас похитили не позже февраля.
Мальчик задумался, машинально отодвинув руку Ханны с ложкой.
- Пожалуйста, Эрни! – жалобно попросила Ханна.
Эрни неохотно проглотил еще ложку. Наверное, его смущало, что его кормят так на глазах у всех – но только ли в этом было дело? Казалось странным, что человек, настолько истощенный голодом, отказывается от еды… Видимо, Дамблдор и Слизнорт подумали о том же – они вдруг переглянулись, Дамблдор кивнул, и профессор зельеварения мягко спросил:
- Скажите, мой мальчик, а давно вам не хочется есть?
Что-то было в его голосе такое, отчего все насторожились. Даже Ханна опустила ложку, когда Эрни задумался. Но мальчик только сказал беспомощным голосом:
- Не знаю, сэр!
- Примерно с конца весны, - раздался слабый голос Оливандера. - Его бросили в мое подземелье уже в таком состоянии. Не в смысле истощения, а под заклятием. Помоги немного, Март…
С помощью Луны и сына он сел, прислонившись к спинке кровати.
- Это было вскоре после того, как из тюрьмы вернулся Люциус Малфой… - с явным усилием продолжил он. – Он меня вроде как… проведал, спрашивал, хорошо ли за мной ухаживали в его отсутствие, - старик усмехнулся, хмыкнул, - хотя он видел, конечно, что мне стоило пребывание у него. И в особенности… общение с Темным Лордом. О, Малфой был – сама забота, но меня это не сильно трогало. Даже известие, что Темный Лорд мертв, почти что не обрадовало меня.
Он слабо улыбнулся Луне и посмотрел на остальных. Потом сказал Дамблдору:
- Лучше сначала я немного расскажу, Альбус. Эрни не сможет… пока. Не обижайся, мой мальчик.
- Ни в коем случае, сэр!.. – горячо воскликнул Эрни.
- Подождите… - вмешался вдруг Слизнорт, и все слегка вздрогнули – несмотря на свои габариты, профессор умел присутствовать настолько незаметно, что о нем почти что забыли. – Эрни, мой мальчик, что вы чувствуете, когда пытаетесь что-то вспомнить? Ну, что у вас в голове?
- Как туман, сэр… и… все незнакомое…
- Вам в этом тумане страшно?
- Нет… нет, пожалуй. Просто неприятно, и очень неохота…
- Ага! И вам не хочется есть?.. Ага! Простите, господа, я вас ненадолго покину… - не обращая внимания на изумленные взгляды, Слизнорт бросился к двери; за ним, словно кометный хвост, затухало его отрешенное бормотание: - Экстракт одолени,  две капли аконита, порошок фей…
- Сок сливы-дирижабля! – закричала вслед Луна.
Послышался глухой удар, Слизнорт отскочил от полуоткрытой двери и застыл,  держась за лоб.
- Простите, сэр!
- Ничего… ничего… - профессор зельеварения медленно повернулся к ней. – Что… что вы сказали?
- Простите, сэр… - растерянно повторила Луна. – Просто я подумала, что сок сливы-дирижабля мог бы помочь…
- О да… - пробормотал профессор. – Конечно, мог бы! Очень даже мог бы, дорогая моя! – он потрясенно смотрел на девочку. – И если бы он у меня был…
Он осекся, потому что Луна вскочила и в несколько стремительных шагов - казалось, даже ее очертания расплылись – оказалась перед ним. Слизнорт слегка даже попятился. Луна поднесла руки к ушам, потом протянула ему что-то. Слизнорт нахмурился, разглядывая лежащие на ее ладонях сережки.
- Да, я их давно заметил, дорогая моя… они прелестны и очень вам идут, но… погодите!
Он осторожно взял одну из сережек, поднес к глазам.
- Это же они… - Слизнорт лихорадочно схватил и вторую сережку; Луна опустила руки. – Это и правда сливы-дирижабли, они почти неотличимы от редисок… Мисс Лавгуд, дорогая, откуда это у вас?
- У нас дома целый куст растет, - нетерпеливо ответила Луна. – Этого хватит, верно? Нужно ведь совсем немножко. Хоть они и подсохли, но несколько капель выдавить можно.
- Конечно, конечно! – заверил ее Слизнорт, доставая из кармана маленькую баночку и бережно опуская в нее сережки. – Тогда простите меня, дорогая моя, я побежал… Вы мне потом расскажете, ладно?
- Что?
- Как вы додумались… И пятьдесят баллов Гриффиндору!
Слизнорт выскочил из палаты.
- Я из Когтеврана, сэр! – крикнула вслед Луна.
- Да, в самом деле, - донеслось из коридора. – Когтеврану тоже!
Посмеиваясь, Луна вернулась к постели Оливандера. Разыгравшаяся сценка несколько развеселила всех, в палате уже не было так тягостно, и Гарри в который раз задался вопросом: что за девочка такая, Луна? Случайно ли у нее получается, или она делает так сознательно? Он попытался поймать ее взгляд, но Луна безмятежно смотрела куда-то поверх голов.
Кто-то дотронулся до его плеча, он оглянулся и увидел МакГоногалл. Директор жестом поманила его и Гермиону за собой.
На диванчике в преддверии сидели, напряженные и бледные, мужчина и женщина. При их появлении они вздрогнули и отшатнулись назад, вжимаясь в спинку, потом встали и нерешительно, со страхом и ожиданием в глазах, шагнули навстречу.
- Это миссис и мистер Макмиллан, - представила МакГоногалл, аккуратно прикрыв дверь.
Гарри и сам догадался - Эрни был весь в отца. Мистер Макмиллан был невысоким, полным и круглолицым, его лицо с добродушными чертами сейчас блестело от пота, а на лбу пульсировала жилка – точь-в-точь, как у дяди Вернона, когда тот злился. Но мистер и миссис Макмиллан не злились. Им было страшно. Они надеялись и не смели поверить.
- Это и правда наш мальчик? – прерывающимся голосом спросила миссис Макмиллан, вытирая платочком глаза.
Директор молча кивнула, и миссис Макмиллан схватилась за плечо мужа.
- Кто же тогда погиб рядом с вами, мистер Поттер? – хрипло спросил Макмиллан, пристально глядя на Гарри. – И чьей палочкой вы воспользовались?
Гарри растерялся от этого вопроса.
- Я не знаю, мистер Макмиллан… Палочку я отдал кому-то из Министерства. Разве ее вам не передали?
- Тейлор настоял, чтобы ее положили в саркофаг рядом с… сейчас даже и не знаю, с кем! – тихо сказала миссис Макмиллан. - С телом.
- Потому что это была не его палочка, - сказал вдруг мистер Макмиллан, - и мне почему-то не хотелось, чтобы она осталась у нас…
- Ты мне этого не говорил!
- Я думаю, - вмешалась МакГоногалл, - теперь мы узнаем. Главное – друзья его опознали, и это действительно он.
Гарри и Гермиона поспешили подтвердить ее слова. Миссис Макмиллан с благодарностью улыбнулась.
- Нам уже можно войти? О, замечательно! – обрадовалась она, услышав, что Ханна сейчас кормит Эрни. – Такая хорошая девочка! Она так страдала, когда он…
Макмиллан успокаивающе тронул ее за локоть и сказал:
- Хорошо, мы подождем. Как он, миссис МакГоногалл?
Помедлив, директор решительно ответила:
- Плохо. Нет, для его жизни опасности нет, - быстро добавила она. – Он крайне истощен, у него дистрофия, но это мы умеем лечить. Мальчик поправится быстро. Однако… - она опять помедлила, - он заколдован. С его памятью что-то сделали, и мы пока не знаем, что.
- Он нас не узнает?! – воскликнула побледневшая миссис Макмиллан.
- Узнает! – заверила ее МакГоногалл. – Возможно, с некоторым трудом. Он не сразу узнал Ханну, не сразу узнал ребят…
Вот почему Эрни так долго смотрел на меня, сообразил Гарри.
- …Это какая-то непонятная пока комбинация заклинаний. Гораций Слизнорт сейчас подыскивает нужное зелье. У Альбуса есть несколько приборов, которые позволят обследовать память Эрни. Я думаю, мы с этим справимся.
- А вы? – спросил вдруг Макмиллан, обращаясь к Гарри и Гермионе. – Вы не можете что-нибудь сделать? Я слышал, что вы вернули зрение девочке из Когтеврана.
Гарри молчал, ему очень не хотелось отвечать: «Я не знаю». Но тут, к его облегчению, заговорила Гермиона:
- Очень возможно, мистер Макмиллан. Только сначала мы должны понять, что с ним. С Айрис Смит было легче – все люди представляют, что такое слепота, для этого достаточно закрыть глаза…
«Умница!» - с нежностью подумал Гарри и с вернувшейся уверенностью сказал:
- Мы поймем.
Лица Макмилланов посветлели.
- Давайте сделаем так, - предложила МакГоногалл. – Я сейчас попрошу ребят ненадолго выйти, вы можете повидаться с ним. Только я вас попрошу вот о чем – вести себя спокойно и естественно и по возможности не расспрашивать его.

- Ну, может быть… – с сомнением протянул Рон, когда они устроились на диванчике и стульях  в вестибюле и приготовились ждать. – Мне не показалось, чтобы Эрни был под каким-то заклятьем. Он всегда был немного тугодумом, а после того, что ему довелось пережить… у кого угодно в голове перепутается.
Джинни рассердилась:
- Зря ты так! Эрни – герой! И сбежал, и Оливандера вытащил!
- А кто спорит, сестренка? – удивился Рон. – Я про то, что может и не быть какого-то заклятия. Хотя, то, что у него пропало чувство голода…
- Ну, это-то ты понимаешь… - усмехнулась Джинни.
- Заклятие есть, - настаивала Луна. – Это же заметно!
- Не у всех такое зрение, как у тебя, малышка.
- Да сам ты малыш!.. – рассердилась она; и все рассмеялись, а Гарри мысленно дополнил: «Малыш шести футов росту!». - Вы заметили, как он все время моргает? Его свет слепит…
- Точно! – воскликнула Гермиона. – У него все время расширены зрачки, а я никак не могла понять – что это у него с глазами! Так, постойте…
На ее лице появилось хорошо всем знакомое, такое родное выражение Гермионы-Отрешенно-Задумчивой, что Гарри и Рон переглянулись и улыбнулись. Чуть ли не явственно послышался шелест страниц невидимых книг – невидимых для всех, кроме Гермионы, конечно!
- Но расширенные зрачки – это больше похоже на яд… - пробормотала она – Так, однако ведь яд не может воздействовать на память таким образом. Настолько… утонченно.
- Яд – вот это очень может быть! – воскликнул Рон. – Мало ли что ему могли подсыпать! Гермиона, Эрни ведь был в Отряде Дамблдора с самого начала.
- Ну, и что?
- То, что Гарри тогда научил нас противостоять «Империус»-у. А это значит, что он мог сопротивляться любому заклинанию, воздействующему на память! «Конфундус», «Обливейт»… ему они должны быть нипочем! Не так ли, Гарри? Гарри! Ты меня слышишь?
…Конечно, Гарри слышал его, но как бы издалека. Он смотрел на стену напротив, не видя ее. Вместо стены там была размытая мозаика… которая как раз начала обретать резкость, и не хватало только несколько кусочков.
Такое получалось не впервые. Еще на втором курсе – когда на вырванной из книги странице он прочитал написанное рукой Гермионы слово «трубы», и это оказалось недостающим кусочком – он сразу и вдруг… даже не понял, а увидел, как василиск перемещается по замку, а потом – как и почему его жертвы окаменели, но не погибли.
- Я слышу, Рон… - пробормотал он, - подожди…
Сейчас отсутствующий кусочек прятался в прошлом – в очень недавнем. В лавке близнецов Уизли. Что там было? Да много всего…
Краем глаза он увидел, что Рон собирался сказать еще что-то, но Гермиона резким шепотом потребовала: «Не мешай ему!» Она не сводила глаз с Гарри. Никто не сводил с него глаз.
…Когда он искал последний хоркрукс, недостающие кусочки тоже прятались в прошлом. Выручай-Комната, статуя волшебника, диадема, которую он сам надел ей на голову, чтобы пометить место, где спрятал тетрадь… Тогда, правда, мозаика сложилась слишком поздно – Драко успел перепрятать диадему. Но хотя бы удалось понять, что это она… «К чему все это?..» Гермиона как-то сказала: «Хотела бы я уметь так, как ты!» А что он умел? Это она умела – работать кропотливо, выстраивать мозаику кусочек за кусочком. Умела искать и находить, знала, где искать и находить.  А он порой даже не сознавал, что ищет что-то… пока искомое не возникало само собой.
Чего же не хватало в картинке сейчас? Недостающий кусочек. Лавка Уизли. Луна… Что она сказала? «Взяли обычную туманку, и…»
Туманка. Выдумка близнецов – маленький шарик, вызывающий не очень густой туман.
А кто-то хотел наложить заклинание «Агорафобос» на всех, кто в тот момент находился под открытым небом. Заколдовать сразу такое количество людей – задача непосильная даже для самого могущественного волшебника.
Однако можно заколдовать «туманку» и заполнить весь Косой переулок туманом, уже несущим в себе заклятие!
И можно…
- Я понял, - сказал Гарри.
…Проклятие можно наслать непосредственно на человека – так обычно и делают. Но обладающий достаточной силой и подготовкой волшебник может отбить его – если, конечно, это не одно из Непростительных.
Однако многие проклятия можно наложить на предмет. Два года назад заколдованное ожерелье чуть не убило Кети Белл. Еще раньше такое проклятие поразило самого Дамблдора, который имел неосторожность надеть кольцо Марволо. О таких проклятиях и говорил Грюм, когда спрашивал Луну, заколдовывала ли она свое оружие.
Редко кто решается на такое. Во-первых, есть такое понятие, как честь. Порой она встречается даже у злодеев. А во-вторых – простой расчет на самосохранение. Если будешь подсовывать врагу проклятые вещи, он в конце концов может ответить тем же.
И тем более никто не решится накладывать проклятия на то, что человек есть, пьет… или просто вдыхает. Более того – это просто не придет в голову, а если и придет, то вместе с тем же расчетом: если я это сделаю, то же самое могут сделать и со мной.

- А все же кто-то не побоялся это сделать… - пробормотал Невилл.
Гермиона, уставившаяся на Гарри совершенно круглыми глазами, вдруг сорвалась с места и скрылась за дверью лазарета. Послышался быстрый шепот; минута-другая - и она вернулась в сопровождении мадам Помфри и МакГоногалл. За ними прямо из стены вышел Дамблдор – настолько выведенный из равновесия, что даже забыл уменьшить свою плотность; из стены он вырвался со звуком выскочившей из бутылки пробки.
- Вы уверены?.. – задыхаясь, спросила директор.
- Не на все сто, - решительно ответила Гермиона, - но ведь это можно проверить. Похоже, Эрни дали уже заколдованное зелье. Наверное, оно само по себе действует оглушающе, и он не может сопротивляться заклятию… или заклятиям. Скорее всего, их несколько.
- Проверить нетрудно, - вмешалась мадам Помфри. – Яд наверняка присутствует, Гораций ведь его распознал. Как только он сварит противоядие, мы дадим его мальчику – от яда его надо избавить в любом случае. Если наложенные заклятия существуют…
- Да, Помона, ты права, - кивнула, несколько успокоившись, МакГоногалл. – К нему вернется способность сопротивляться. Но кто мог вообще додуматься до такого?!
- Я знал такого человека, - хмуро сказал Дамблдор.
Все повернулись к нему, но он ничего больше не сказал. Он просто исчез – мгновенно и бесшумно, без привычного хлопка трансгрессии. Впрочем, он же был призраком, хотя об этом нередко забывали. А сейчас никто об этом и не думал. Догадка была – хуже некуда. И хмурое лицо Дамблдора, который возник в том же месте меньше чем через минуту, только подтвердило ее – еще до того, как он заговорил.
- Его там нет, - сказал он МакГоногалл. – Нигде во всем Нурменгарде.
МакГоногалл побледнела, а Гермиона сжала руку Гарри с такой силой, что он даже охнул.
- Прости, - шепнула она, разжав пальцы. – Я… мне… стало страшно!
Он успокаивающе сжал ее руку, хотя тоже было не по себе. Не только ему - оглянувшись, увидел, что все, включая МакГоногалл и мадам Помфри, не сводят широко раскрытых глаз с хмурого призрака. Все, кроме… Гарри тихо засмеялся, чувствуя немалое облегчение, и шепнул подруге:
- Посмотри на Луну. Она не боится.
- Ну, и что?..
- Вот если бы Луна испугалась – тогда было бы страшно!
Гермиона скептически глянула на него, но все же не удержалась, и уголки губ дрогнули в улыбке. А Гарри напомнил:
- Не ты ли когда-то говорила, что не нужно бояться имени?
- Я, - подтвердила Гермиона. И на этот раз улыбнулась по-настоящему.
Гарри ответил ей ободряющей улыбкой – и слегка вздрогнул, когда раздались еще смешки. В тишине, наступившей после слов Дамблдора, их шепот был слышен всем.
- Разве я такая бесстрашная, Гарри? – с удивлением спросила Луна.
Тут уже заулыбались все.
- Вы разве сомневались, мисс Лавгуд? – спросил Дамблдор, разом утративший всю свою хмурость.
Девочка пожала плечами:
- Да нет, просто я об этом как-то не думала… А давно он сбежал?
- Давно, - ответил Дамблдор. – Я еще допрошу нурменгардских эльфов, но и так ясно, что вскоре после Битвы. Мне больше хотелось бы знать, как он это сделал! Он ведь сам создал эту тюрьму и позаботился, чтобы оттуда не было выхода!
- А какой смысл в тюрьме без выхода?
Дамблдор уставился на нее поверх очков.
- Совершенно верно, мисс Лавгуд… - медленно проговорил он. – Убить ведь проще, правда? Проще, чем строить тюрьму без выхода!
Луна кивнула.
- Заключенный всегда может понадобиться, сэр!
- Вот он кому-то и понадобился….
- Так-так, Альбус!
От гулкого баса Слизнорта вздрогнули все – никто и не заметил, как он подошел.
- Я правильно понял? – с непривычной суровостью  спросил зельевар, глядя Дамблдору в глаза. – Гриндельвальд сбежал? Альбус, друг мой, как неосмотрительно с твоей стороны! Как неосторожно!
Зрелище было немного комичным. Старые волшебники смотрели друг на друга, для чего высокому и худому Дамблдору пришлось нагнуться, а низенькому и толстому Слизнорту – задрать голову, рискуя вывихнуть шею. Некоторое время человек и призрак молча смотрели друг на друга, наконец Дамблдор сказал:
- Ты прав, Гораций. Совершенно прав.
- Ладно, - вздохнул Слизнорт; отвернувшись, достал из кармана вычурный флакончик и задумчиво посмотрел на него. – Зелье получилось, кажется, отменное, спасибо мисс Лавгуд за блестящую идею. Пойдем к нашему пациенту?
С этими словами он протянул мадам Помфри вычурный флакон. Гарри вспомнились слова МакГоногалл о «мужественном трусе», но Слизнорт не казался особенно напуганным. Мадам Помфри посмотрела флакон на просвет, коснулась его палочкой, отчего жидкость внутри мягко засияла; кивнула и скрылась за дверью.
МакГоногалл повернулась к Слизнорту, собираясь что-то сказать – наверное, что к Эрни пришли родители и надо немного подождать – но тут дверь снова открылась, и Макмилланы вышли из больничного крыла. Отец Эрни тут же подошел к ней и Дамблдору.
- Мадам МакГоногалл, сэр… - он говорил быстро, но четко, с теми же торжественными нотками, что и его сын, - я хочу подтвердить, что это и в самом деле наш сын…
- Мы в этом и не сомневались, мистер Макмиллан, - мягко сказал Дамблдор.
- …и я хочу добавить, что мы заметили что-то важнее. Его волосы растут очень неровно. По всей видимости, их достаточно давно выстригали,  чтобы изготовить Оборотное зелье.
- Сейчас это трудно заметить, - вставила миссис Макмиллан, - они уже отросли. Но я заметила.
- Это тоже очевидно, - сказала МакГоногалл.
- Я понимаю, что вас тревожит, Тейлор, - тем же мягким голосом заговорил Дамблдор. – И в свою очередь заверяю вас, что на репутации вашего сына не лежит ни малейшей тени. Пусть ему и не довелось сражаться, но одно то, что он смог бежать и спасти из плена человека, которого все считали погибшим, уже делает его героем Битвы. Я не могу обещать ему орден Мерлина, поскольку это, увы, в ведении Министерства – но обещаю вам, что табличка с его именем в Зале Славы будет!
- Спасибо, сэр! – воскликнул растроганный мистер Макмиллан, а его жена всхлипнула и улыбнулась.
- И я думаю, - добавил Дамблдор, - что мы узнаем, кто был предателем, скрывавшимся за его обликом.
- А вот тут, - неожиданно для себя пробормотал Гарри, - есть одна странность…
Захваченный неожиданной мыслью, он даже не заметил, что все смотрят на него, и даже вздрогнул, когда Макмиллан напряженным голосом спросил:
- У вас есть какие-то сомнения относительно Эрни?
- Что?.. Нет-нет! Не Эрни. Не Эрни… Но тот человек, который принял его облик…
Он снова задумался, теребя подбородок.
- Непохоже, чтобы он был предателем.
…Гарри очень не любил вспоминать эту, самую драматическую часть Битвы. А когда все же приходилось – скажем, когда он рассказывал Рону, девочкам и МакГоногалл  - перед глазами вставал, вытесняя все остальное, поединок с Волдемортом. Конечно, память хранила все.   Как группа Пожирателей буквально врезалась в них, оттеснив его от друзей, как он отступал, отбиваясь, потеряв из виду Джинни, Луну и Невилла; как вдруг оказался среди пяти-шести пуффендуйцев, из которых знал только Эрни. Память хранила все. Вспомнилось - он встретился глазами с Эрни, ожидая, что они подбодрят взглядами друг друга, но тот почему-то резко отвернулся и ушел в сторону, не прекращая, впрочем, метать заклинания в наступающих врагов. А тех становилось все больше, было не до удивления – и все же Гарри на секунду поразила ярость на лице Эрни. На секунду подумалось – он мстит за разлуку с Ханной: девочка уехала из Хогвартса после того, как Пожиратели убили ее маму. Потом стало не до того – плотный отряд Пожирателей вдруг расступился, и вышел Волдеморт…
- Я думал, что мне конец, - говорил Гарри, говорил словно про себя, - а когда кажется такое, замечаешь и запоминаешь все. Потому что кажется, что в последний раз. И я его видел – этого, про которого думал, что это Эрни. Видел боковым зрением, краем глаза. Он наставил палочку на Волдеморта, и у него была какая-то безумная ухмылка. Волдеморт ударил раньше. Две очень мощные «Авады» - такой силы, что перед ними шла воздушная волна, меня толкнуло назад, и я оказался среди трупов. Упал… об это я уже рассказывал.
Этот человек четко сражался против них, он пытался ударить даже по Волдеморту… И во время сражения он раза два оказывался позади меня, он мог элементарно убить меня в спину – я ведь думал, что это Эрни, меня не беспокоило, что он у меня за спиной. Он не сделал этого. Он ничего не сделал, чтобы помешать нам!
Все смотрели на него с удивлением, Макмилланы – с некоторой растерянностью. Спохватившись, Гарри извинился:
- Простите, мистер Макмиллан, я просто… К Эрни, конечно, это никакого отношения не имеет, и он вряд ли знал, кто и для чего воспользовался его обликом.
- Я понимаю, что это важно, - отец Эрни кивнул и сказал жене: - Может, пойдем, дорогая?
Было ясно, что все, связанное с неведомым Пожирателем, его не интересует или пугает, и Гарри не мог его осуждать. Мистер и миссис Макмиллан не состояли в Ордене Феникса, и к тому же только что снова обрели своего сына, которого считали погибшим. Они сердечно попрощались со всеми, миссис Макмиллан обещала прийти на следующий день и испечь для Эрни тортик; ее заметно расстроило, когда мадам Помфри, как раз вышедшая из палаты, строго запретила ей приносить еду, потому что истощенный голодом Эрни пока что нуждается в специальной диете. Но приходить разрешила – в отведенное для свиданий время. «Что ж, пойдем, дорогая, - снова сказал мистер Макмиллан, - за Эрни здесь будут ухаживать не хуже, чем в больнице Святого Мунго!»
Они ушли. Рон некоторое время смотрел на Дамблдора, явно колеблясь, и наконец, решившись, спросил:
- Сэр… как вы думаете, может Гриндельвальд оказаться новым Темным Лордом?
Дамблдор и Слизнорт переглянулись и коротко рассмеялись.
- Мне кажется, вопрос резонный, Альбус! – с упреком в голосе заметила МакГоногалл.
- Нет, Минерва! – усмехнулся Дамблдор. – Да, вопрос резонный, но чтобы Гриндельвальд!.. Понимаете ли, Рон, он уже слишком стар, чтобы быть чем-то новым!
- Вы считаете, что опасности нет? – настойчиво спросил Рон.
Дамблдор сразу стал серьезным.
- Нет, не считаю. Насолить он может, и еще как! – он помолчал. – Хотя я слышал, что он несколько раскаялся в заключении… однако… человек он достаточно, скажем так, своеобразный. Мы еще поговорим о нем. Как я понимаю, Поппи, мы уже можем зайти?
К удивлению всех, мадам Помфри покачала головой. Дамблдор вопросительно уставился на нее поверх очков.
- Возможно, вы добавили в свое зелье многовато аконита, Гораций, - сказала она, обращаясь к Слизнорту, - так что мальчик уснул. Что, кстати, к лучшему – во время сна его организм освободится от яда. Но разговоры с ним придется отложить. Будит его сейчас я не позволю! – добавила она категоричным тоном. – Сон ему в любом случае нужен, как и мистеру Оливандеру – мальчик тащил его на себе черт-те сколько миль, а потом еще они и трансгрессировали сюда в таком состоянии, что как только целы остались!
- Ну, раз так, - отозвался несколько растерявшийся зельевар, - то все хорошо… Пойду подготовлю кое-что к уроку.
Кивнув всем на прощание, он поспешил по коридору. За ним последовала МакГоногалл, у которой тоже скоро должен был начаться урок. Перед тем, как уйти, она подошла к Гарри и Гермионе, улыбнулась и сказала:
- Спасибо.
- За что? – удивилась Гермиона.
- За напоминание. Имени и правда не надо бояться, а Гриндельвальд – это всего лишь имя.
Она ушла, и друзья остались с Дамблдором. Словно забыв об их присутствии, призрак размышлял, машинально перебирая серебряные пряди своей бороды. Молчание уже начинало давить, и Гарри подумывал, как бы поделикатней увести друзей, но Дамблдор вдруг нарушил тишину.
- Мне бы хотелось попросить вас кое о чем, - сказал он, - но это может быть несколько… неприятно. Так что я не обижусь, если вы откажетесь.
- А что нужно сделать?
- Нам очень стоит вместе сходить сейчас в мавзолей и посмотреть, кто лежит в саркофаге Эрни.
Не дождавшись ответа, он замерцал, став полупрозрачным, поплыл над полом и прошел сквозь окно. Машинально шагнув за ним, друзья растерянно остановились.
Похоже, Дамблдор был настолько выбит из колеи, что даже забыл – он-то призрак, но они нет!
- Ладно, - с усмешкой хмыкнул Рон. – Пошли.
Они заторопились по коридору.
Утро встретило их солнечным светом и зябким ветерком, и друзья невольно сбились тесной кучкой – так было тепло. То самое тепло, которое они впервые испытали на Астрономической башне, и в котором нуждались сейчас – потому что им было не по себе. Может, не всем – Луна шла с обычным отрешенным выражением, Невилл тоже казался спокойным. Прошедшие через смерть… Дамблдор, ждавший их у входа, негромко спросил: «Идем?» и, продолжая оставаться бесплотным, пошел, вернее, поплыл над аллеей, ведущей к озеру. Они последовали за ним, не видя его лица - только просвечивающий силуэт. Гермиона почему-то слегка дрожала, несмотря на охватившее их тепло Круга. Внешне было незаметно, но Гарри держал ее за руку и чувствовал эту дрожь.
- Что с тобой? – спросил он наконец.
Он спросил негромко, но Луна услышала – оглянулась, на лице мелькнула тень беспокойства. Гермиона этого не заметила.
- Я… она замолчала. – Нет, не обращай внимания… Это глупо, конечно.
Однако Гарри чувствовал, что ей очень хочется сказать, и он спросил:
- И все же, в чем дело?
- В то, что… Очень глупо, я ведь и сама знаю… Это как тогда, с моим портретом… хотя нет, не совсем. Портрет и я – одно и то же, а тут…
Гарри коротко рассмеялся.
- Извини, - быстро сказал он, когда Гермиона с обидой глянула на него. – Нет, ладно, не сердись! Ты думаешь о своем саркофаге?
Она еще несколько секунд смотрела на него сердито, пока в конце концов не споткнулась, и Гарри пришлось придержать ее.
- Гермиона, - ласково сказал он. – Ты здесь. Ты живая. Я тебя люблю. Какое значение имеет, что лежит в саркофаге? Твое прежнее тело, только и всего…
- Нет, - возразила Луна.
- Что?!
- Ничего там не лежит. Я туда ходила.
- Ты… открывала саркофаг? – ошеломленно спросила Гермиона.
- Нет, конечно! – Луна засмеялась. – Нет там твоего саркофага. Моего тоже. И Невилла.
От неожиданности все остановились. С удивлением оглянувшись, Дамблдор подплыл к ним; узнав, в чем дело, он улыбнулся, ступил на землю и обрел плотность, став похожим на живого человека.
- Все правда, - подтвердил он. – Как только вы вернулись к жизни, Гермиона, ваш саркофаг исчез. Как потом и саркофаги мисс Лавгуд и мистера Лонгботтома. Я не спрашивал у мистера Диггори, но не удивлюсь, если узнаю, что могилы Седрика тоже больше нет. Зачем живым могилы и саркофаги?

Аллея выходила к озеру в некотором отдалении от мавзолея, и они, свернув, пошли вдоль кромки воды. Ветерок то стихал, то снова начинал дуть, по поверхности пробегали пятна ряби, волночки с тихим шелестом набегали на воду и снова откатывали. Раздался всплеск, недалеко от берега высунулась голова гигантского кальмара – он заплыл на мелководье, где вода была прогрета солнечными лучами. В воздух взметнулось громадное щупальце и, подняв фонтан брызг, снова скрылось под воду. Наверное, кальмар просто ловил рыбу, но казалось, будто он с ними поздоровался. Друзья помахали ему в ответ, а Невилл крикнул:
- Привет, союзник!
Луна порылась в карманах, достала надкусанный и явно зачерствевший бутерброд и, примерившись, метнула в озеро. Щупальце снова взмыло в воздух.
- Это он понимает лучше, чем «привет», - невозмутимо заметила девочка и оглянулась на Дамблдора. – Пойдем?
Дамблдор улыбнулся - в его очках ярко сверкнул солнечный блик - и кивнул.
Они снова последовали за ним. Гарри почувствовал, что Гермиона успокоилась – ее рука больше не дрожала, пальцы расслабились. Окончательно он убедился, когда она, потянув его за собой, ускорила шаг и поравнялась с Дамблдором.
- Сэр, а вы не думаете, что тело этого человека могло сохранить облик Эрни?
- Но ведь зелье действует только час! – удивился Гарри (Гермиона ведь сама варила Оборотное зелье, в нарушение всех школьных правил, еще на втором курсе!)
- На живого человека! - возразила она. – Организм стремится вернуть свою форму, и зелье быстро истощается. А если человека убили, пока оно действует?
«Хороший вопрос!» - с восхищением подумал Гарри.
Он вспомнил признания Барти Крауча-младшего – как он бежал из Азкабана, поменявшись внешностью с матерью, и как она умерла и была похоронена в его облике…
- Хороший вопрос, Гермиона! – сказал Дамблдор, будто прочитав мысли Гарри. – Только ответ вас разочарует.
- Ничего, скажите!
- Я не знаю.
От огорчения Гермиона даже замедлила шаг. Дамблдор с улыбкой оглянулся:
- Что делать – никому не дано знать все на свете… Но хотя бы ответ на ваш вопрос мы сегодня узнаем.
Аллея раздваивалась, обтекая с обеих сторон саркофаг-гробницу Дамблдора – он стоял перед мавзолеем, будто охраняя его. Не сговариваясь, друзья тоже пошли с обеих сторон, обходя саркофаг – Гарри, Гермиона и Рон слева, Джинни, Невилл и Луна справа…
Словно что-то, повеявшее из прошлого, снова разделило их на Искателей и Отряд Прикрытия.
Взмыв в воздух, Дамблдор проплыл над саркофагом, хранящим его тело. Потом повернулся, и почему-то присел, глядя сощуренными глазами вдоль крышки. Потом вдруг усмехнулся:
- Что ж, хоть крышку-то он закрыл снова. Аккуратненько… Интересно, это у него совесть проснулась? Или просто не хотел оставлять следов?
- У кого? – в недоумении спросил Рон.
- У Волдеморта.
Джинни ахнула:
- Что?! Волдеморт… вскрывал вашу могилу? Зачем?!!
- Из-за палочки, - хмуро сказал Гарри. – Я видел… когда мы возвращались в Хогвартс. Видел его глазами… хотя… - он осекся. – Нет, не понимаю…
- Что, Гарри? – спросил Дамблдор.
В его голосе отчетливо прозвучала нотка веселья – здесь, в тени мавзолея, она казалась сильно неуместной.
- Когда мы вернули Луну и Невилла, - Гарри оглянулся на друзей, - профессор МакГоногалл достала палочку, про которую сказала, что это ваша. Она отдала ее Сириусу вместе с палочками моих родителей.
Призрак кивнул.
- Это и была моя. А та, которую положили в саркофаг… тоже моя, конечно. Моя самая первая палочка, детская, так сказать, работы Оливандера. Хоть меня и терзала боль, хоть я и делал ошибку за ошибкой, но по крайней мере эту ошибку я не допустил. Когда мы с тобой, Гарри, отправились в пещеру, мне все же хватило ума оставить в надежном месте свою палочку и взять взамен старую.
Гарри смотрел на него в полнм потрясении. Вторая палочка Волдеморта… самая первая палочка Дамблдора?
- Ольха, жало мантикоры, - улыбнулся Дамблдор. – Это была сильная палочка, но ты устоял против нее.
Гарри потряс головой:
- Сейчас даже не пойму, как мне это удалось!
- По двум причинам. Во-первых, потому что ты очень сильный волшебник. А во-вторых, потому что это тоже была моя палочка. Даже если волшебник очень долго не пользуется палочкой, связь с ней сохраняется. Она помнила меня – а значит, не хотела зла тебе. И когда ты направил против нее силу самого Волдеморта, она предпочла вылететь у него из руки! Ладно, - спохватился он, - мы еще поговорим об этом. Иди первый, Гарри.
Машинально, все еще под впечатлением от его слов, Гарри повернулся и шагнул к мавзолею.
И снова остановился, глядя на бронзовую дверь.
По обе стороны от нее еще двое охраняли покой погибших. Два барельефа - волшебника и волшебницы, изображенные в профиль – они смотрели на дверь и в то же время, хотя их головы были склонены в печали, казалось, что они смотрят друг на друга. Гарри нерешительно шагнул поближе, пытаясь понять, почему они кажутся ему такими знакомыми, почему у волшебника слева от двери очки и непокорные встопорщенные волосы, почему у волшебницы справа в глазах зрачки из малахита… Он почувствовал, что друзья столпились позади него, сделал еще шаг – и тут оба барельефа ожили, повернули головы, посмотрели на него – и улыбнулись. И Гарри ничего не оставалось, кроме как узнать их.
Он же видел их на первом курсе в зеркале Еиналеж, и на пятом - в Омуте памяти…
С трудом отведя взгляд от двух пар мраморных глаз, он оглянулся на Дамблдора.
- Потом, Гарри, - мягко сказал призрак. – Нам сейчас лучше зайти.
Поднял руку, и бронзовая дверь бесшумно растаяла.

Глава 27. Как искали хоркруксы

Хороший вопрос…
Друзья размышляли, кое-кто хмурился. Рон и вовсе помрачнел, а Луна, наоборот, чему-то улыбнулась. Невилл и Джинни оживленно перешептывались, потом Джинни спросила что-то у брата – тот закатил глаза, но неохотно ответил. Полуприкрыв глаза, с сосредоточенным выражением, Гермиона машинально загибала пальцы - восстанавливала последовательность событий…
- Конечно, - с усмешкой сказал Гарри, - это были мы. Но насчет переполоха он пе-регнул - какой там переполох? Мы с Роном подошли сзади. Ткнули палочками и посове-товали хранить спокойствие.
- Зловещим шепотом, - вставил Рон, повеселев, и картинно прохрипел: - «Если вам дорога жизнь, мадам!..» Гермиона наложила на нее «Петрификус Тоталус», сняла с ее шеи медальон – и мы спокойненко ушли тем же путем.
- Переполох был потом, - со смехом объяснил Дамблдор, - когда Амбридж обнару-жили и освободили от заклятия. Но каким это «тем же путем» вы ушли? Скриджмер аж запаниковал! В рабочее время, буквально через несколько дней после нападения Волде-морта, вопреки всем новым меркам безопасности трое воров возникает невесть откуда… Бедняга Эрик клянется, что через его турникет никто не проходил и честно предъявляет список зарегистрированных посетителей…
Он помолчал, ожидая, пока стихнет удивленный смех.
- Скриджмер что, не знал о «черном ходе»?! – воскликнула Гермиона.
Брови Дамблдора взлетели наверх и, казалось, у него чуть очки не упали от удив-ления:
- Это который через туалет? Вот оно что! Ну, Скриджмер – понятно, он мог про не-го и забыть. Это Фадж придумал в свое время – и наверняка Амбридж подбросила ему эту идею: создать такой «черный ход» для провинившихся сотрудников. Что-то вроде мо-рального наказания… Но вы-то, вы-то откуда узнали?!
…А от кого они могли узнать? Конечно, от того же Наземникуса. Перед глазами Гарри снова встала сцена в доме на Гримо, 12.
Они спрятались там после нападения Пожирателей на «Нору» в день свадьбы Флер и Билла. Связавшись с ними с помощью Патронуса, Артур Уизли сообщил им, что от-биться удалось и никто не погиб, но посоветовал хотя бы несколько дней не показываться на людях. Они и решили использовать время, чтобы составить хоть какой-то план поис-ков. Повезло – домовик Кричер поведал о судьбе настоящего медальона и даже смог вы-ловить и притащить Наземникуса Флетчера. Но у того медальона не было – при попытке продать его в Лихом переулке вор имел несчастье нарваться на Долорес Амбридж. Та объявила медальон своей фамильной драгоценностью, якобы украденной из ее дома, ото-брала и посоветовала Флетчеру не вякать. Он и не стал – рад был, что дешево отделался.
Друзья напомнили ему, что он член Ордена, и потребовали, чтобы он присоединил-ся к ним и помог вернуть медальон. Флетчер отказался. Не выдержав, Кричер врезал ему по голове сковородкой, но добился только того, что тот закатил истерику. Даже обещание Гарри щедро заплатить за помощь не смогло преодолеть страх перед Министерством. Рон пригрозил, что расскажет Грюму – без толку, хотя жуликоватый старик боялся Грюма, ко-торый из-за него чуть не погиб и с тех пор имел на Флетчера порядочный зуб. Но страх перед Амбридж все равно оказался сильнее.
- В общем, ясно было, что на него нельзя рассчитывать, - сказала Гермиона, - но, по счастью, я заметила одну странность. Встречи с Амбридж он боялся до колик, а вот про-никнуть в Министерство… похоже, это не казалось особо сложным.
Чтобы избавиться от них, Наземникус выдал им эту информацию – в конце концов, он был знатоком всяких лазеек. Схватив его за волосы, Гермиона поставила его на ноги, вытолкала в дверь и попросила Кричера проследить, чтобы Флетчер по дороге к входной двери ничего не стащил. Домовик был настолько рад поручению, что даже не обратил внимания на то, что получил его от «грязнокровки». Схватив сковородку, он бросился следом, и оттуда сразу же донеслись звонкие удары. А Гермиона, вернувшись в комнату, продемонстрировала Гарри и Рону (очень удивленным ее неожиданной агрессивностью) несколько выдранных волосков. Все стало ясным. «Кто-то из нас должен превратиться в него?» - с отвращением спросил Рон, не сомневаясь, что этим «кто-то» будет он. «Превра-титесь вы оба, - беспрекословно озаявила Гермиона, - а я раздобуду волосы какой-нибудь старушки». «А может, все трое?» - поддел ее Рон. Гермиона вдруг смутилась. «Нет… Я уже превращалась в тебя, Гарри, и больше не хочется. Мое белье… не очень подходит для мужской анатомии». Мальчики заржали, и она сделала обиженное лицо, потом не выдер-жала и рассмеялась вместе с ними.
Этот момент Гарри, конечно, пропустил.
- Мы оба стали Наземникусами, - закончил он, - а Гермиона достала волосы какой-то старушки на улице. Заклинанием «Акцио». Рону не раз доводилось бывать в Министер-стве… да и мы там побывали три года назад, когда Волдеморт нас заманил…
- Я помню, - поспешно перебил Дамблдор. – А на этот раз все прошло легко, как я понимаю. Только почему вы не оглушили Амбридж сразу?
- Во-первых, я хотела, чтобы она нас увидела, - пояснила Гермиона. – В этом обли-ке. Чтобы она не знала, что и думать. Тогда меньше риска, что она могла заподозрить, кто стоял за этим. Видите ли, я не была уверена в том, что она не знала истинное предназна-чение медальона.
- Она не знала, - заверил ее Дамблдор.
- Да, но я не знала, знает ли она.
- А во-вторых?
Гермиона нехорошо усмехнулась:
- Мне очень хотелось, чтобы Гарри хоть немного отыгрался. То, как она обошлась с ним на пятом курсе, я ей никогда не прощу. – Она глянула на Дамблдора, ожидая возра-жений, но призрак только кивнул ободряюще. Гермиона задумчиво продолжила: - Да, на-чало было очень и очень удачным… Но дальше…
…Дальше было тяжело. Уничтожить медальон - еще Кричер пытался и ничего не добился. Гермиона была права – только меч Гриффиндора мог сделать это, но у них не было меча. Почти наверняка он хранился в кабинете Скриджмера, а второй раз лезть в Министерство не было ни охоты, ни смысла. Одно дело – подстеречь Амбридж в коридо-ре, и совсем другое – взламывать кабинет Министра, наверняка еще и защищенный мощ-нейшими чарами после недавнего нападения Волдеморта.
Да и отказ Скриджмера выдать им меч мог означать и другое – что меч на самом деле не у него.
- В сущности, так и было, - подтвердил вдруг Дамблдор, нахмурившись. – Меч хранился в тайнике в моем кабинете. А в витрине стояла копия, которую Скриджмер и конфисковал. Так что не стоит сожалеть, что Министр не отдал его вам – фальшивым ме-чом вы бы ничего не добились.
- Понятно…

…Потом было посещение Люпина, ссора с ним… Люпин пытался вызнать что-нибудь о задании Дамблдора. Позже Гарри немало жалел о своей резкости, и его доста-точно часто посещала мысль – может быть, стоило довериться Люпину. Но слишком крепко засела тогда у него в голове мысль, что они должны сделать все сами, потому что так сказал Дамблдор!
«Глупость мудреца…» - почти неслышно пробормотал Дамблдор.
- Мы уже говорили об этом, сэр, - Гарри старался говорить мягко. – Вас уже никто ни в чем не винит.
Аберфорт отчетливо хмыкнул:
- Похоже, ты и впрямь поумнел, брат. Надо же… Смерть пошла тебе на пользу.
Дамблдор искоса глянул на него и усмехнулся, ничего не ответив.

Каким-то образом им удавалось рассказывать, не путаясь в последовательности со-бытий и не перебивая друг друга. Могла ли это быть какая-та новая способность, данная им Кругом? Вряд ли, мимоходом подумал Гарри.
Вряд ли. Скорее, дело в том, что каждому хотелось знать, что было у других, и ка-ково было другим. Они оказались вместе только весной, и тут же узнали ужасную новость – война. Времени на разговоры почти не оставалось.
А потом выжившим было не до того, чтобы делиться воспоминаниями.
Только сейчас, полгода спустя, только после того, как трое погибших снова верну-лись в жизнь и все шестеро пришли в себя, время для этого наконец-то наступило…
- …Мама с папой знали не все, - сказала Джинни, - одну вещь я им так и не сказала. Гарри был прав. Когда эти типы ворвались на свадьбу, несколько человек погнались за мной. И наверняка схватили бы, пока остальные дрались с гостями…
- Ты мне этого не говорила! – воскликнул побледневший Гарри.
Рон и Гермиона тоже смотрели на нее с испугом.
- Я… не хотела, - смутилась Джинни. – Мы же тогда решили, на Астрономической башне, и решили верно. Невилл и Луна защитили меня…
- Мы втроем защитились, - поправил Невилл. – Мы с нее глаз не спускали, Гарри…
- Я помню, - Гарри улыбнулся, вспомнив, как на свадьбе Луна и Невилл все время маневрировали среди гостей – так, чтобы быть в поле зрения друг друга и хотя бы один из них видел Джинни.
Он тогда еще подумал, что с такой охраной Джинни и правда ничего не грозит – и все равно сейчас, когда она сказала, ему стало не по себе.
- Не переживай задним числом, Гарри, - немного сердито посоветовала ему Джин-ни, - жаль только, ты не видел, как классно мы отбились! Они меня прикрывали, пока я добежала к ним, потом я повернулась – и втроем ка-а-ак шарахнули!
- Кое-кто аж за забор улетел, - весело добавила Луна.
- Не кое-кто, а все четверо! – поправил Невилл. – А ведь до забора было о-го-го сколько!
Гарри представил и несколько повеселел.
- Гарри, все было как на-до! – подчеркнула Джинни. – И то, что Гермиона в первую очередь вытащила вас с Роном – пра-виль-но!!! Понял? Главная охота ведь шла за тобой! Так что, повторяю – не надо расстраиваться, да еще задним числом!
- Да я расстраиваюсь, потому что этого не видел, - неловко отшутился Гарри.
- Это еще что! – Джинни рассмеялась и встрепала Невиллу волосы. – То, как его бабушка выступила – вот на это стоило посмотреть!
- А она там была разве?

…Оказалось, была – пришла с некоторым опозданием. Гарри как раз после разго-вора с Доджем и тетушкой Мюриель отошел в сторону, чтобы переварить обрушившуюся на него информацию. Ошеломленный, он не заметил бы Августу Лонгботтом, даже если бы она направилась к ним в этот момент.
Вернее, направилась она к Мюриель. Старые ведьмы терпеть не могли друг друга, так что при каждой встрече кидались к друг другу и начинали ругаться. В этот раз, как рассказала Джинни, старушки поссорились до белого каления, даже схватились за палоч-ки. Вряд ли, конечно, дошло бы до поединка – во-первых, они все-таки были гостями на свадьбе, во-вторых, бабушка Невилла была очень сильной волшебницей, и для Мюриель поединок закончился бы весьма позорно… но тут как раз в ворота ворвались люди в чер-ных мантиях и устрашающих масках; взбешенные такой бесцеремонностью старушки вместо того, чтобы поддаться всеобщей панике, бросились им навстречу и, не сговарива-лись, сорвали всю свою злость на них.
- Нет, но это надо было видеть! – давясь от смеха, рассказывала Джинни. – Гости орут и мечутся, Пожиратели кидают заклинания – и вдруг две старые женщины выскаки-вают наперерез и раскручивают Вихревую Левитацию! Видели когда-нибудь, как в фон-тан кидают мяч и он на струях прыгает? Да еще бабушка Августа раскрутила заклинание по горизонтали, а тетя Мюриель – по вертикали! Этих швыряло покруче мячиков в фонта-не, а уж орали они – погромче, чем самые напуганные гости! Мы с Луной и Невиллом забежали на второй этаж и оттуда видели все!
- А меня поразило, как Флер дерется, - сказал Невилл, пока Джинни боролась со смехом. – Билл потащил ее с Габриель в дом, но Флер вырвалась и, представляете -  без палочки! – начала швыряться огнем! Не знаю, почему у нее палочки не было…
- Уронила в суматохе, - пояснила Джинни, - мы ее потом во дворе нашли. Так она же из рода вейл, у них огненная магия в крови. Забыл, как на чемпионате вейлы в лепре-конов огнем швырялись?
- Так я ж на чемпионате не был… Вот оно что, теперь понятно! Она позавчера, ко-гда на нас напали, из окна таким огнем шарахнула, что я думал - деревья вспыхнут!
- Вот-вот! Знаете, гостей это привело в чувство – вроде как пристыдило: старушки дерутся, невеста дерется, а они только в панике мечутся… В общем, тоже повыхватывали палочки, и этим типам пришлось убраться ни с чем. Жаль, никого поймать не удалось!

…После этих событий у Артура и Молли Уизли не осталось никаких сомнений на-счет присутствия Невилла и Луны. И они, и старшие сыновья были очень заняты в Орде-не, куда вступила даже Флер (сказав Биллу в утешение: «У нас обьезатьелно будьет медо-вый месяц – послье побьеды!») Габриель, несмотря на мольбы и слезы, заставили уехать с родителями.
Луна почти все время жила у них и нашла хорошую уловку, чтобы миссис Уизли не отправляла ее вечером домой. Она умела спать когда угодно и где угодно, а еще - си-деть тихо и незаметно. Когда миссис Уизли начинала беспокоиться, что слишком поздно, она неожиданно обнаруживала, что Луна свернулась на кухонном диванчике и безмятеж-но спит. При этом выглядела настолько умилительно, что у добросердечной женщины просто не хватало решимости будить ее, и она только, вздохнув, укрывала ее одеялом. Не-вилл приходил почти каждый день, иногда тоже оставаясь ночевать в пустующей спальне Перси. Так что хотя бы один из них всегда был рядом, а чаще всего – оба. С ними было хорошо. В первые же часы после нападения Джинни смогла оценить умение Луны не-сколькими словами успокоить и утешить – когда часы тянулись бесконечно, от Гарри, Ро-на и Гермионы не было никаких известий, и только благодаря Луне она не сорвалась в ис-терику. Потом, вечером, отец наконец-то узнал, где они, связался с ними. Услышав, что друзья в безопасности на Гримо, 12, Джинни в кои-то веки разрыдалась – и на сей раз Лу-на дала ей наплакаться вволю. Похоже, Луна хорошо знала, когда плач от бессилия, а ко-гда – от облегчения.
А Невилл всегда был тихим, сдержанным и… надежным. Джинни впервые поняла по-настоящему, что такое «плечо друга». Даже с Гарри у нее не было такого чувства. Они были влюблены, они безумно нравились друг другу, они были счастливы вместе - но и она, и Гарри были слишком независимыми людьми. Настолько, что эта независимость… нет, дружбе она не мешала, но из-за нее они как-то и не догадывались, что можно и лю-бить, и дружить. Как говорится, «не приходило в голову». А теперь Джинни начала пони-мать -  не обязательно делать выбор между «любить друг друга или остаться друзьями». Как-то она поделилась этими мыслями с Луной, и та, по обыкновению, выдала совершен-но неожиданную мысль.
- А я всегда знала, что это очень глупо, - сказала тогда Луна. – Когда выбираешь из двух, всегда есть четыре варианта. Можешь взять или одно, или другое… или и то, и дру-гое… или ни одно из двух.
Джинни эта мысль поразила и очаровала. Слегка растерянная, она все же возрази-ла:
- Но насчет того, что я говорила… Ни одно из двух – то есть, ни любви, ни друж-бы… Зачем?
- Незачем, конечно, - согласилась Луна, – но ведь Тот-Кого-Нельзя-Называть как раз так и выбрал. Дурак он, правда?
От ее слов Джинни поперхнулась. Луна то ли не заметила, то ли не обратила вни-мание.
- Ты знаешь нашу дверь в Когтевране? Где ручка задает вопрос и не откроет, пока не дашь умный ответ? – спросила она чуть погодя; Джинни кивнула. – Однажды спроси-ла: «Какое из двух зол лучше выбрать – большее или меньшее?» Я ответила: «Из двух зол лучше вообще не выбирать».
- Здорово! И что? – с огромным любопытством спросила Джинни.
- И она меня впустила, - рассеянно ответила Луна. – Еще сказала, что я умница. Я и сама знаю, конечно, но все равно приятно. Я к тому, что вот, когда надо выбрать зло, лучше не выбирать.
- Четвертый вариант, - засмеялась Джинни.
- Ну да. А есть и пятый.
Джинни заморгала:
- Это как?
- Выбрать что-нибудь еще. В жизни ведь всегда больше двух.
- Больше двух… чего?
- Да чего угодно. В жизни все есть.
Джинни и сейчас с удовольствием вспоминала, как они смеялись в полутемной кухне. Солнце уже садилось, а они так заговорились, что Луна забыла лечь спать, а тут вошла миссис Уизли и уже нахмурила брови, собираясь заявить, что Луне пора домой. Но девочка нашлась:
- Ой, миссис Уизли, у вас не найдется чего-нибудь поесть? Я что-то проголодалась!
От этих слов Молли прямо растаяла. Она обожала кормить Луну, вздыхая и причи-тая, какая она худенькая и как мало ест, и ставя ей в пример завидный аппетит Невилла.

- Правда, она догадалась, что это ты нарочно, - весело сказала она Луне. - Пом-нишь, когда проворчала: «У Сириуса, что ли, нахватались?»
- Я так и не поняла, что это значит, - отозвалась Луна, - а спросить забыла.
-Да бывало, что Сириус иногда заходил по делам Ордена. Они с мамой всегда ссо-рились, но ее стряпню он любил!  Порой приходил голодный, а мама назло не приглашала его к столу, тогда он превращался в собаку, вилял хвостом и смотрел ну такими грустны-ми глазами, что она просто не выдерживала и кормила его! Ой… простите, сэр!
- За… что? – сквозь смех спросил Дамблдор.
- Ну… отвлеклась я, я ведь не о том должна была рассказать.
- Ничего… - успокоил ее призрак, ожидая, пока все отсмеются (улыбалась даже Ариана на портрете!) – Все равно – спасибо, что рассказали… Будет чем повеселить Ми-нерву!..
- Правда, потом, до осени, как бы и рассказывать почти что нечего, - уже серьезно сказала Джинни. – Я почти не выходила из дома. Один раз сходили к папе Луны в гости… - она передернулась: видно, Ксенофилиус Лавгуд угощал ее своими «специалитетами». – Луна, знаешь – только не обижайся… я после этого поняла, почему ты так любишь слад-кое!
- Да я не обижаюсь, - засмеялась Луна. – Я привыкла, а папа считает, что все это очень полезно. Да и через некоторое время начинает нравиться… правда-правда! - завери-ла она Гарри, Рона и Гермиону, которым тоже довелось все это попробовать, и сейчас вы-ражения их лиц соответствовали воспоминаниям. – Но от сладкого я и правда не отказы-ваюсь.
- В общем, событий не было, - подытожила Джинни, - кроме… личных, - она лас-ково глянула на Невилла. – Даже потом, когда мы первого сентября поехали в Хогвартс. Мы все так рады были – я могла отвлечься на учебу, а то весь август просидела на игол-ках… Луна с Невиллом могли немного расслабиться – как-никак, у Хогвартса неслабая защита, ее еще больше усилили. Мы вновь собрали Отряд Дамблдора и решили, что во-зобновим тренировки. Пусть Гарри с нами и нет, но втроем как-нибудь его заменим.

…Август – как на иголках, сентябрь и октябрь – на нервах. Хорошо, что друзья ря-дом. Хорошо, что изменилась Флер – после свадьбы, а может, из-за того, что было напа-дение, она стала другой. Перестала паясничать и рисоваться, взяла себя в руки, даже тер-пела Селестину Уорбек. Впрочем, к концу августа они с Биллом все же переехали в свой коттедж на берегу моря, и Джинни несколько раз ловила себя на том, что скучает не толь-ко по брату, но и по невестке – к тому времени с Флер уже можно было разговаривать. А еще больше - по Габриель, ее аккордеону и песенкам, которые она знала неисчислимое количество, многие даже в английском переводе!

«От лампы светлый круг, и в очаге огонь,
Висок, задумчиво склоненный на ладонь,
Когда легко мечтать, любимый взор встречая,
И книгу ты закрыл, и вьется пар от чая,
И сладко чувствовать, что день умчался прочь,
И суету забыть, и встретить вместе ночь,
Союзницу любви, хранительницу тайны.
Как тянется душа в тот мир необычайный,
Считая каждый миг и каждый час кляня.
Из тины тусклых дней, опутавших меня.»
(Поль Верлен)

За эту песенку, особенно запомнившуюся, Джинни простила девочке пламенные взгляды из-под ресниц, которые она бросала на Гарри. Да и что сердиться на такую ма-лышку, к тому же француженку? Любовь у них в крови. Как естественно в ее исполнении звучит «…и встретить вместе ночь», а ведь ей и двенадцати еще нет. Смешно. А песенка замечательная.
Иногда ночью, когда тревога не давала сомкнуть глаза, а Луны и Невилла рядом не было (должны же они когда-то спать!), Джинни начинала шепотом повторять слова песни – иногда не все, просто какую-ту строчку. И становилось легче. «От лампы светлый круг… светлый круг… светлый круг…»
Что было такого в этих словах, она не могла понять - но они давали ей силу.
«…как тянется душа в тот мир необычайный…» Она даже не вздрагивала, если вдруг на фоне ночного неба возникал крылатый силуэт, и на подоконник садился усталый громадный филин. Не каждый день, конечно, но хотя бы раз в неделю обязательно приле-тал – аж из Парижа. Даже такой сильной птице было нелегко преодолеть столько миль, и Джинни начинала сердиться, что Габриель зря мучает птичку, но потом переставала. Де-вочка писала по-английски с забавными ошибками (которых от письма к письму все же становилось меньше), и каждый раз спрашивала – как у вас? Все ли живы-здоровы? Слышно ли что-нибудь о Гарри, Гермионе, Роне? Луне большой-большой привет!
А что отвечать? Джинни садилась за стол, зажигала волшебный огонек в старинной настольной лампе и с чувством беспомощности брала перо.
…Как у нас? Тяжело, тревожно. По стране рыщут банды Волдеморта. Похищают людей. Убивают, грабят дома волшебников, магловские банки, устраивают катастрофы в мире маглов – год назад обрушили мост в Лондоне, в Шотландии напустили дракона на школьный автобус (и хорошо, что дракон испугался автобуса больше, чем водитель дра-кона! Автобус ему хвост переехал, представляешь?), на юге резвились великаны. Папа го-ворит – потерпев поражение в попытке захватить власть, Волдеморт сейчас давит таким образом на Министерство.
Нет, мы в безопасности. «Норе» дали мощную защиту, как-никак папа работает в Министерстве. Флер вступила в Орден. Нет-нет, мы с ней давно уже не ссоримся!
Гарри, Рон, Гермиона – прости, Габриель, я не знаю, где они. Они ищут что-то очень важное, что-то, что поможет нам наконец одолеть Того-Кого-Нельзя-Называть… Но они живы. Они ищут… Мерлин, сама хотела бы знать! Быть с ними. Мы все хотим быть с ними. И я, и Луна и Невилл… Да, тот самый, у которого бабушка с чучелом грифа на шля-пе. Если бы мы могли пойти за ними, хотя бы тайно, и прикрывать, пока они ищут то, что надо найти… Пустые мечты- мы даже не знаем, где они. Иногда мама с папой упоминают, что кто-то видел их то здесь, то там… Так что они живы!
…Джинни перечитывала письмо, недовольно хмурясь. Казалось, что все слишком сухо, коротко, прямо не письмо, а бюллетень какой-то. Как и всех детей волшебников, до поступления в Хогвартс ее учили родители – вольно или нет, папа приучил ее к такому «министерскому» стилю. Хотя он сам хвалил ее за умение излагать все четко, выделять главное и отбрасывать второстепенное, Джинни казалось, что таким образом не передашь то, что внутри нее. Что за лаконичными строчками нет тревоги, снедающей ее, мучитель-ного нежелания бездействовать, прохлаждаясь в безопасности, пока Гарри рискует жиз-нью неизвестно где… Злость на Гарри за эту излишнюю, по ее мнению, заботу, злость на себя за то, что пришдось на это согласиться, лишь бы он не пошел один, лишь бы взял с собой Рона и Гермиону,  раз не захотел взять Джинни …
Однако в письмах Габриель было понимание, были ободряющие слова – и ответная тревога, и Джинни с удивлением думала о том, насколько эта маленькая иностранка при-вязалась к ним. Однажды она ей написала: «Мне очень не хватает твоих песенок. Знаешь, никогда не думала, что у меня будет такая маленькая подружка!» В ответном письме Габ-риель очень неплохо нарисовала свою смеющуюся рожицу, а внизу приписала: «Джинни, я еще для вас спою, потерпи немножко.  Вы только поскорее разделайтесь с этим par l'as-sassin merdeux, чтобы я опять смогла приехать!»

Гермиона прыснула, и Рон уставился на нее с немым вопросом: «А что это зна-чит?» Она нагнулась к нему и что-то шепнула.  Рон рассмеялся.
А Гермиона сказала:
- В сущности, событий не было и у нас. Разве что стычка с Долоховым и Роулом сразу после бегства со свадьбы… Нас обнадежило то, что мы смогли найти хоть какую-ту информацию о Регулусе, смогли раздобыть медальон. Мы больше недели придумывали и отбрасывали планы, пока не стало ясно, что сидеть в доме во-первых, бесполезно, во-вторых – уже попросту опасно. Пожиратели учуяли, где мы, все время крутились вокруг дома, хотя и не могли его увидеть. Приходилось очень точно нацеливаться при трансгрес-сией, все время прятаться под мантией Гарри... В конце концов, мы просто покинули дом и стали искать наудачу.
- И сделали такую глупость… - пробормотал снова помрачневший Гарри.
Все уставились на него. Гарри поднял голову. Рон ошеломленно смотрел на него, растерянный взгляд Гермионы метался между ним и Гарри.
- Это я сделал глупость! - воскликнул Рон. – Вы-то тут при чем?!
- При том, что это было следствием…
- Я поняла, о чем ты, - решительно вмешалась Гермиона, -. Но все же, мы не могли знать…
- Я мог, - возразил Гарри. – Я должен был вспомнить, что сделал с Джинни дневник Риддла! Понимаете ли, сэр, - сказал он Дамблдору, - нас все же обескуражило то, что мы не могли уничтожить этот несчастный медальон. И я занервничал… боялся, что мы его можем потерять, так и не уничтожив, и решил, что будем его носить по очереди…
Дамблдор серьезно кивнул:
- Ты начал перестраховываться. Но тогда винить надо в первую очередь меня, Гар-ри… да, это все же именно так. Ты начал подражать мне.
Гарри хотел возразить, но сдержался, встретив укоризненный взгляд Луны – на ли-це девочки прямо читалось: «Нашли о чем спорить!»
- Возможно, - дипломатично сказал он и с благодарностью посмотрел на Луну. – В любом случае, это было ошибкой. Хоркрукс не мог не воспользоваться такой возможно-стью. Очень может быть, что он и внушил мне эту мысль…

…Очень могло быть. Они покинули дом Сириуса, когда там стало небезопасно – когда снаружи начали крутиться Пожиратели, каким-то образом выследившие их; когда стало ясно, что четкого плана поисков не составить и придется положиться на слепую удачу; когда они поняли, что… уже пора. Пора хоть что-то делать.
И тут времени на обдумывание вдруг не осталось. Гермиона напоследок отправи-лась в Косой переулок – купить кое-что для предстоящего путешествия и заодно попы-таться все-таки что-нибудь разузнать. Вернувшись, она несколько промахнулась с транс-грессией и возникла чуть дальше от двери, чем обычно – за пределами Заклинания Храни-теля. Дежурившие поблизости Пожиратели увидели ее, и одному из них – Яксли - удалось ее схватить. С перепугу она рванулась в дом, потащив и его – и он увидел вход. Заклина-ние потеряло силу. Встретившим ее мальчикам удалось отшвырнуть Яксли назад, но тот начал звать остальных – и Гарри, Рону и Гермиону не оставалось ничего другого, кроме как трансгрессировать втроем, и как можно дальше.
А потом… Мы просто метались по стране, рассказывала Гермиона. На ходу прики-дывали, где в принципе можно было бы что-нибудь спрятать. Надевали мантию, прислу-шивались к разговорам. Пытались расспрашивать… И каждый вечер тот, чья очередь сте-речь палатку, добросовестно надевал медальон. Хоркрукс Волдеморта. Осколок его души, живущий своей темной жизнью, несший в себе личность своего создателя.
Волдеморт не предусмотрел, да и не мог предусмотреть такую ситуацию – что кто-то будет таскать с собой медальон, не открывая и не зная, как его открыть. Закрытый, он не мог общаться, разговаривать, создавать видения, как в свое время хоркрукс-дневник у Джинни. Все красноречие Темного Лорда, умение завоевывать доверие и потихоньку об-ретать власть над душой собеседника пропадали втуне в узкой тюрьме медальона.
И все же он нашел лазейку. Ему были доступны чувства того, кто соприкасался с медальоном – и он начал давить на чувства. Внушал раздражительность, неуверенность, сомнения. Подталкивал к мелким ошибкам, к поспешным, неверным поступкам. Друзья сопротивлялись. Они не понимали, откуда это, им казалось, что на них действует уста-лость, неудачи – и они снова и снова брали себя в руки и продолжали поиски. Гермионе, с ее привычной самодисциплиной это удавалась лучше всего. Гарри был упрям – и это по-могало. Рон…
Рон сломался первым.
Хотя он был физически самым сильным из них, но путешествие давалось ему тя-желее всех. Гарри и Гермиона были хоть и слабее, но выносливее. К тому же у Гарри за плечами была жизнь у Дурслей, жизнь почти что впроголодь. У Гермионы – опыт турист-ских поездок с родителями. У Рона такого опыта не было. Ему не хватило выносливости.
Да еще, как назло, его угораздило серьезно пострадать во время бегства с площади Гримо – при трансгрессии он подвергся «глубокому расщепу», когда «отставшая» часть теряет невидимую связь с остальным телом. И хотя, по счастью, в данном случае речь шла о лоскуте кожи и куске мышцы, рана оказалась глубокой и, пока Гермионе удалось его подлечить, он потерял немало крови.
Он скрывал это, насколько мог, настоял на том, чтобы наравне со всеми носить хоркрукс – и поплатился за самонадеянность.
- …Да уж, - негромко и очень хмуро проворчал Рон. Впрочем, он тут же улыбнулся встрепенувшейся Луне и успокаивающим жестом накрыл ее ладонь. – Я хочу все же рас-сказать, Луна… Знаете, - это он сказал уже всем, - я сейчас понял, почему у меня так по-дурному получилось. Медальон ведь был на мне, и я хотел всего-навсего избавиться от него. Потому и швырнул так… только он уже сильно подействовал на меня. Завел, так сказать… вот и я наорал на вас. Когда выскочил из палатки, все, что хотелось – никого не видеть, немного отойти, что ли. Гермиона выскочила за мной – и я со всей глупости трансгрессировал, даже не думая, куда!
…И умудрился нарваться на одну из банд похитителей. Была драка, Рон еле отбил-ся – где магией, а где по-магловски, кулаками, благо кулаки у него были что надо, и удар хорошо поставлен (Чарли в свое время натаскал). Отбившись, тут же трансгрессировал обратно… И никого не нашел.
Может, они все еще были там – но он был за пределами защиты палатки, а Гермио-на великолепно ставила защиту.
- Да, - тихо сказал Гарри, - мы все еще были там. И я сказал Гермионе, что ты вер-нешься.

«…- Он у.. у..шел! – хрипло сказала Гермиона. – Транс… грессировал!
Пройдя мимо Гарри, стоящего у входа палатки, она рухнула в кресло, скорчилась и заплакала.
Оглушенный, Гарри смотрел на нее. Машинально нагнулся, потянулся к медальо-ну, который Рон швырнул на пол – и остановился. Словно почувствовал, еще не прикос-нувшись, то отвратительное подобие жизни, которое пульсировало в хоркруксе – эта пульсация сейчас была особенно сильной, в ней была какая-то злобная ярость, и она рва-лась к его застывшим на медальоном пальцам, пытаясь прорваться в его душу… Гарри поспешно отдернул руку и выпрямился, почувствовав внезапное облегчение.
А потом до его слуха дошли всхлипывания Гермионы, и это его отрезвило. Он взял одеяло с гамака Рона. Подошел, набросил на нее. Встал рядом, осторожно положил руку ей на плечо. Она вздрогнула, оглянулась; сказала слабым голосом: «Не надо, Гарри» и по-дняла руку, словно хотела оттолкнуть – но вместо этого накрыла ладонью его ладонь и снова опустила голову, пряча мокрое от слез лицо и опухшие глаза. Гарри не знал, что сказать – утешать и успокаивать он никогда не умел. И все же сказал: «Он вернется». «Ты думаешь?» - после долгого молчания спросила она. Гарри не ответил. Он сам не знал, по-чему сказал это. Звучало, как ложь. Под шоком и отчаянием вскипала злость, и Гарри не хотел давать ей выхода. Рон ушел как раз потому, что поддался такой же злости (не нуж-но, совершенно не нужно было давать ему хоркрукс!) Гарри не хотел, чтобы злость вы-плеснулась наружу и нашла какую-нибудь цель - с ним была только Гермиона, только она могла стать мишенью. А Гермиона осталась с ним, даже разуверившись в поисках.
Хотя нет. Был еще кто-то. Гарри ободряюще сжал плечо девушки, отошел и поднял медальон. Подобие жизни под металлом сразу же встрепенулось -  с жадным, злым нетер-пением: «Ну же, ну же, ну же!!!» Лицо Гарри  против воли исказилось, он поднял голову – и встретил испуганный взгляд Гермионы. Отвел глаза, снова глянул на медальон – и вдруг нахлынуло такое облегчение! Он прошептал почти беззвучно, и в этот шепот он вложил всю распиравшую его злость: «Том, неужели тебе никто ни разу не сказал, какой ты ду-рак?!!»
То, что жило в медальоне, словно подавилось и погасло, и последнее, что удалось уловить – ощущение чудовищного шока. Лицо Гарри расслабилось. Вдруг, сообразив, он оттянул ворот мантии и вытащил подаренный Хагридом шагреневый кисет. Поколебался – до сих пор он хранил в нем то, что ему дорого – потом все-таки запихнул туда медальон и крепко затянул завязки.
Потом улыбнулся Гермионе:
- Давно надо было сделать так!
Гермиона тоже улыбнулась – нерешительно и с облегчением. Гарри подошел, при-сел на корточки рядом с креслом и они взялись за руки, сжали крепко; снова став серьез-ной, она тихо спросила:
- Он на тебя давил, да? Хоркрукс… Ты выглядел ужасно!
- На всех нас. А на него, - Гарри непроизвольно глянул на вход палатки, - на него больше всего. Он вернется.
Гермиона кивнула. Помолчав, тихо пробормотала:
- А как найдет?
- Не знаю, - честно ответил Гарри. – Но найдет.
- Спасибо тебе…
Она еще раз пожала руку Гарри, потом неохотно выпрямилась, закуталась в одеяло и забралась в свой гамак. Гарри последовал ее примеру. Поднял палочку, прошептал «Нокс». Магическая лампа погасла, единственный слабый свет остался от синих огоньков в стеклянных баночках, которые обогревали палатку. Ему показалось, что глаза Гермионы слегка поблескивают в полутьме, будто она смотрела в его сторону.
И вдруг подумалось – за столько лет они не могли остаться просто друзьями, она стала для него намного ближе и чем-то намного большим, чем просто друг. Мысль было для него новой, странной и очень смущающей. Может, если бы они… но у него была Джинни. У Гермионы – Рон… Рон, который вернется.
Обязательно вернется. Иначе и быть не может.

- Я и правда вернулся, - хмуро сказал Рон. – И не мог вас найти. Я уже говорил.
- Куда вы отправились потом? – негромко спросил Дамблдор.
Рон слегка вздрогнул. Да и все встрепенулись – погрузившись в воспоминания, как бы даже немного и забыли о присутствии двух молчаливых стариков.
- Сначала хотел… просто домой. Но не мог. Что я сказал бы Джинни, родителям… В конце концов решил податься к Биллу и Флер. Ничего, они меня нормально приняли. Билл и в детстве не давал меня в обиду… Я ему немного рассказал, он просто пожал пле-чами, сказал: «Бывает». Посоветовал читать газеты – вдруг что-нибудь про вас мелькнет, и я смогу узнать, где вы.
…С братом и невесткой он почти не общался – а они, в свою очередь, не дергали его. Поговорили подольше лишь в первый день, когда Билл рассказал о том, что случи-лось на свадьбе. Рон окончательно убедился, что все в порядке, на душе стало легче и од-новременно – муторно, когда Билл рассказал про Невилла и Луну и как рьяно они охра-няют Джинни. Даже в Хогвартсе они неразлучны, Джинни про это писала. Рон попросил не сообщать ей о его появлении. Ему очень, очень хотелось повидаться с ними, но он не мог. Как ни крути, а Гарри с Гермионой он бросил, и то, что у него и в мыслях такого не было такого намерения, дела не меняло – потому что все равно так и произошло. И то, что Гермиона выбрала Гарри (он был абсолютно уверен в этом), тоже дела не меняло. Потому что они были еще и друзьями, потому что за столько лет они стали одним целым. А дру-зей не бросают. Тем более в опасности.
Флер приносила ему завтрак в комнату. Потом прилетали совы с газетами, Рон брал пачку газет и журналов и уходил на берег моря. Садился в выемку высокой скалы, которая заслоняла его от ветра, трепавшего газеты. Читал все, от первой до последней по-лосы, журналы – от корки до корки. Про Гарри и Гермиону не было ничего. Ни в одном издании… кроме «Придиры». Вот там имя Гарри мелькало очень часто… но информации было всего ничего. Гарри – Избранный. Надежда волшебного мира. После смерти Дамбл-дора он единственный, кого боится Сами-Знаете-Кто. Помогите Гарри – и вы поможете себе. Присоединитесь к нему – и вы победите.
Но где он и как его найти, чтобы присоединиться к нему? Присоединиться снова…
Дочитав последнюю страницу, он чувствовал, что проголодался. Швырял газеты в море, оставив только «Придиру» и два-три журнала поинтереснее, и шел назад. На столи-ке уже ждал обед, а со двора разлеталась стая сов, принесших дневные газеты. Рон ел, ут-кнувшись в газету, и со стыдом чувствовал, что возможность нормально питаться все же слишком много значит для него! Слабость после ранения и полуголодное путешествие – это его прежде всего и издергало.
Съев обед, он снова шел с газетами на берег, читал, выкидывал в море и долго смотрел, как они уплывают, уносимые волнами, понемногу размокая и исчезая под водой. Про Гарри и Гермиону не было ничего – но было много, очень много о том, что происхо-дило в волшебном сообществе. Нападения, убийства, наложения тяжелых проклятий. Ин-струкции – как не подвергнуться опасности, как защитить своих близких, как при возник-новении опасности вызвать мракоборцев, как и куда трансгрессировать, если есть воз-можность бежать…
Как выжить.
Закутавшись в теплую мантию, сидел на берегу до темноты. В конце концов мрак сгущадся, и вдалеке, где берег изгибался наподобие гигантского лука, зажигался маяк,  под скользящим лучом начинали вспыхивать волны. Только тогда Рон, очнувшись, вста-вал, разминал затекшие мышцы, зажигал «Люмос» и брел в коттедж – ужинать.
Так тянулись день за днем. Даже приближающееся Рождество было не в радость. На ужин его обязательно приглашали в гостиную, но разговаривали мало. Все же он заме-тил, какой стала Флер после вступления в орден – какой-то непривычно суровой и сдержанной, и это делало ее еще красивей. Рона это почему-то оставляло равнодушным. Он думал о Гермионе, о Гарри и снова о Гермионе.
Однажды Билл упомянул, что Джинни приехала домой – наступили рождествен-ские каникулы. Рон несколько дней размышлял, и однажды Билл, зайдя к нему под Рож-дество, обнаружил, что тот упаковывает рюкзак. «Разве ты не останешься с нами на Рож-дество?» - спросил он. Рон покачал головой. «Ты что-то узнал?» «Нет. Но, кажется, сооб-разил, где можно узнать. Если не получится - вернусь». Билл кивнул.
Рон не врал – он решил навестить Ксенофилиуса Лавгуда. Вдруг он что-то знает?
Надежды, конечно, мало. Но мало ли? Вдруг…
…Он не сразу нашел дом Лавгудов. Впрочем, и не сразу начал искать. Трансгрес-сировав, Рон вдруг осознал, что находится в двух шагах от «Норы» - и его неудержимо, невыносимо потянуло домой!
Зайти он не решился. Зашел в рощу, под прикрытием деревьев подобрался к забору настолько близко, насколько позволяли наложенные защитные заклинания, и полдня про-сидел под большим дубом, на который любил карабкаться в детстве. Сидел и смотрел на такую близкую и такую недоступную «Нору». Спохватился, когда начало темнеть; с большой неохотой выбрался из рощи и короткими трансгрессиями начал переноситься на вершины холмов, разглядывая местность и пытаясь угадать, где могли бы жить Лавгуды. В конце концов увидел дом, похожий не то на крепостную башню, не то на шахматную ладью. Это мог быть только дом Луны, и никаким иным.
Таблички на воротах и вдоль аллеи окончательно развеяли сомнения, и он реши-тельно направился к двери. Постучал, припоминая забавного пожилого волшебника с по-хожими на сахарную вату волосами, с которым познакомился на свадьбе брата.
Однако ему открыла Луна.
Он стоял, не зная, что сказать. И с чего он взял, что она и Невилл постоянно торчат в «Норе»? Они же наверняка чередуются… «Рон, - удивилась Луна, - что ты здесь дела-ешь?» Рон молчал, не зная, что ответить, глядя на ее бледнеющее лицо. «Гарри, Гермио-на… где они? Рон, что случилось?!! Они живы? Рон!!!» «Живы…» - сказал он наконец, очень надеясь, что это правда. Луна глубоко вздохнула, зажмурилась и стала потирать виски. На ее лицо постепенно вернулся нормальный цвет. «А что случилось?»
- Я… потерялся.
Это был какой-то дурацкий, детский ответ, хотя он полностью описывал ситуацию. Но Луна не стала смеяться – она никогда ни над кем не насмехалась, и это при том, что было время, когда над ней смеялись многие (впрочем, такого не было давно. После того, как она стала одной из Отряда Дамблдора, после памятного сражения в Министерстве).  Она с облегчением улыбнулась и пригласила его в дом.
Войдя, он снова застыл, пораженный росписью кухонных стен. Кто-то ему уже го-ворил, что Луна классно рисует, но сейчас он увидел это воочию. Казалось, они попали в оранжерею с тропическими растениями – они были, конечно, нарисованные, как и небо просветах листвы, но все казалось живым и настоящим, и солнечные лучи, пробивающие листву, чуть ли не на самом деле освещали круглую кухню. «Нравится?» - с гордостью спросила Луна, увлекая его по спиральной лестнице наверх.. «Обалдеть!» - отозвался Рон. Девочка звонко рассмеялась.
Он бегло увидел большую комнату, полную всяких диковинных вещей, поздоро-вался с Ксенофилиусом – тот его не заметил, сосредоточенно мастеря что-то за рабочим столом. «Пойдем ко мне», - сказала Луна, и они поднялись в комнату под самой крышей, где на Рона опять напал ступор – он увидел на потолке свой портрет. А еще портреты Не-вилла, Джинни, Гарри и Гермионы. Они были великолепны.
На секунду Рону даже показалось, что это действительно Гарри и Гермиона. Но это были всего лишь портреты, обрамленные золотой нитью и, присмотревшись, он обнару-жил, что нить состоит из тысячи раз выписанных мелким почерком слов «друзья… дру-зья… друзья…»
- Что с тобой?!
- Прости… выдавил он, с трудом отведя взгляд. – Сам не знаю…
Она усадила его на постель, села рядом и обеими руками взяла его за руку. Рон смотрел на нее, не понимая, и стискивал зубы, сдерживая рвущийся к горлу ком. Луна не-которое время озабоченно смотрела на него, потом заставила прилечь и укрыла одеялом. «Мне надо уйти ненадолго, - шепнула она. – Я только скажу Джинни, что ты здесь, и сра-зу вернусь». Он хотел ее остановить; она сказала: «Она поймет. Она понимает больше, чем ты думаешь». Рон спрятал лицо в подушку и не заметил, как она ушла. Приподнял голову, оглянулся – ее не было. Уже не было необходимости сдерживаться – разве только стараться плакать тихо, чтобы Ксенофилиус не услышал. Хотя отец Луны был так увлечен своей непонятной работы, что не услышал бы даже рев дракона.
(- Ну, мы тоже были в полном шоке, - с непривычной мягкостью заметила Джинни, - и я тогда, кажется, и решила, что за таким братцем нужен глаз да глаз. Не обижайся, Рон, но ведь тогда так и было.
- Да я не обижаюсь, - коротко улыбнулся Рон. – Так и было!)
… Луна вернулась, когда он уже успокоился. Провела рукой по его волосам (Рон несказанно удивился), затем по подушке; обнаружив, что она мокрая, она довольно бесце-ремонно вытащила ее из-под него и достала взамен другую. Потом… «Ты что делаешь? - ошеломленно спросил Рон, когда она перебралась через него и начала устраиваться в промежутке между ним и стеной. – А твой папа?»
«Он занят».
«Не надо, Луна…»
«Хорошо, - успокаивающе шепнула она, - я не буду».
«Чего не будешь?»
«А чего не надо?..»
«Не надо меня целовать» - хотел сказать Рон
И почему-то не смог.