Глава 31. Невидимый эскорт

Он замолчал и посмотрел сначала на Гарри, потом на Невилла, словно ждал чего-то. Гарри сперва не понял и почувствовал легкое раздражение, потом вспомнил вопрос Дамблдора в мавзолее. Он переглянулся с Невиллом, который тоже понял, и оба одновременно хмыкнули.
- Ладно уж, - сказал Невилл. – По мне, пусть там лежит. Или как?
- Я согласен. Будем считать, что он хоть что-то искупил. Я не думаю, что без него вы бы не справились с Нагайной, но все же он вам серьезно помог.
- И не убил тебя в Битве, - напомнил Невилл. – Я думаю, что ты прав – он попытался вернуться на нашу сторону.
И погиб, дополнил про себя Гарри. Так что за предательство тоже поплатился.
- Пусть лежит, - повторил он слова Невилла.
Дамблдор улыбнулся, соглашаясь.
- Джинни, когда на следующий день МакГоногалл вызвала вас, – неожиданно спросил он, –  вы были удивлены?
- Тем, что она нас вызвала – нет, - тут же ответила Джинни. – А вот на вопрос о Колине – да, очень!
- А при чем тут Колин? – с недоумением спросила Гермиона.
- Вот и мы не могли понять. Она спросила нас, как Луна, потом сказала, что разрешит ей остаться дома недели две, пока не поправится… Это все было понятно, хотя странно, что не стала спрашивать, что с ней вообще случилось – мы с Невиллом вообще решили, что ей откуда-то все известно. А потом вдруг сказала, что вы трое явно не скоро вернетесь, а Гриффиндор не может оставаться без старост, поэтому она решила назначить на место Рона Колина Криви. И спросила, что мы об этом думаем.
- Мы не стали возражать, конечно, - вставил Невилл. – Колин с братом – они ведь в Отряде с самого начала и очень хорошо себя показали. А после Франции он вообще стал таким серьезным…
- Они позапрошлым летом ездили с родителями в гости к Делакурам, - весело пояснила Джинни, - и мсье Делакур напророчил ему карьеру профессионального фотографа. Колин после этого сразу таким серьезным стал! А Денис тем временем, - она хихикнула, - по уши втрескался в Габриель! Колин еще проявил себя на свадьбе Флер и Билла.
Гарри вспомнил, что действительно видел мальчиков на свадьбе.
- Он участвовал в сражении?
- Да… - рассмеялась Джинни, - своим фотоаппаратом. Нет, Рон, он никого не стукнул аппаратом по голове!
- Да я ничего…
- Но ты это подумал, верно? Знаю я тебя! Нет, он сфотографировал нападавших, и по его фотографиям мракоборцам потом удалось кого-то поймать. Вот так-то! И, кстати, ты в «Ракушке» видел свадебную фотографию?
- Ага! Флер там потрясающая! Так это тоже Колин? – восхитился Рон. – Все, никаких возражений – у меня достойный преемник! А из девочек кто?
- Демельза Робинс.
- Неплохо, - одобрила Гермиона. – Ответственная девочка.
- Про нее, правда, МакГоногалл не спрашивала, - сказала Джинни, возвращаясь к вопросу Дамблдора. – Но нас и вопрос о Колине сильно удивил – мы как-то не ждали, что для нее так важно наше мнение.
- Уверяю вас, она действительно его ценит, - серьезно сказал Дамблдор. – Но тут была еще одна вещь. Как вы сами понимаете – и  Вы правильно сказали, Джинни – она очень переживала из-за исчезновения мисс Лавгуд. И не только она, заверяю вас - эту тревогу разделяли все преподаватели Хогвартса. Профессор Флиттвик даже слег…
- Да, в самом деле, - вспомнила Джинни, - его заменяла МакГоногалл. Нам как-то и не пришло в голову, что это из-за Луны.
- Конечно же, Джинни! Луна – его любимая ученица! Когда прилетела ваша сова с известием, что мисс Лавгуд жива и с ней все в порядке, он от счастья мгновенно выздоровел, - призрак улыбнулся. – А в ту ночь, когда вы совещались в доме Луны, состоялось еще одно собрание – Ордена Феникса. И то, что МакГоногалл на следующий день вызвала вас, было следствием принятых на этом собрании решений. Перед ней стояла непростая задача – ничего не раскрывая, каким-то образом донести до вас, что мы полностью и безоговорочно вам доверяем.
- Так вы все-таки знали? – воскликнула Джинни.
- И да, и нет. Если хотите, я расскажу об этом…
- Конечно!
- …но потом, - твердо сказал Дамблдор. – А сейчас я весь внимание и с нетерпением жду продолжения вашей эпопеи.
- Ну… - Джинни выглядела несколько разочарованной. – Что касается нас троих, то как бы ничего особенного потом и не было. Луна на две недели осталась дома. Мы ее почти каждый день навещали. Добби с готовностью переносил нас к ней домой, потом обратно в Хогвартс. Так было лучше всего – чтобы трансгрессировать по-обычному, надо было выходить за ворота. Кроме того, мне еще не было семнадцати, и был риск, что Министерство может засечь меня по Следу, и тогда придирок не избежать…
- Кстати, а как вы с мисс Лавгуд вообще научились трансгрессировать?
Джинни рассмеялась:
- Невилл научил, он же сдал экзамен на трансгрессию. Мы ведь снова собрали Отряд и продолжили тренировки. Оказалось, что Выручай-Комната может не подчиняться антитрансгрессионной защите, если мы так хотим… правда, только в своих пределах. Вот так и прыгали – от стены до стены!
- А вы не подумали, что это очень рискованно? А расщеп?
- Конечно, подумали! Думали долго, но сообразили – применили те обручи, которые нам показывали в свое время, однако заколдовали их. Если человек в обруче делал что-то не так и хоть немного нарушал правило «трех Н», его тут же окружала защита и трансгрессия попросту не происходила!
Дамблдор удивленно поднял брови:
- Хорошая идея!
- Да вы что, сэр! – весело возразила Джинни. – Это была отличная идея! Так вот, пока Луна поправлялась, мы, чтобы не терять форму, возобновили тренировки. Предупредили ребят, что временами можем пропадать, что у нас есть… ну так, намекнули, что временами будем помогать Гарри, и на это время нас будут заменять те, кто лучше всех на данный момент. По-моему, тоже хорошо придумали.
- Совершенно согласен. Как я понимаю, Гарри, вы тоже дали себе передышку?
- Вынужденную, - уточнил Гарри. – Гермиона поправлялась долго, два «Круциатуса» - не шутка, сами понимаете. Но мы были рады этой передышке.
- Ах, - шутливо-ностальгически вздохнула Гермиона, - это были райские недели! Как только я встала с постели, мальчики начали водить меня на прогулки. Когда у меня уже хватило сил дойти до берега, Рон показал мне место, где читал газеты. Потом мы каждый день туда ходили. Сидели до темноты, смотрели на маяк и…
- …не теряли времени даром, - усмехнулся Рон. – Планы, планы, планы! Три хоркрукса по-прежнему оставались неуничтоженными.
- Три?! – ошеломленно воскликнул Дамблдор, потом сообразил: - А, вы же не знали про змею!
- Позже все-таки узнали, - Гарри его изумление показалось странным, а вот то, что Джинни с приоткрытым ртом уставилась на него, его повеселило. – Нет, Джинни, мы так и не знали про вас. Просто у меня был очередной контакт…
- Это когда? – удивился Рон.
- Ночью, в «Ракушке». У меня опять разболелся шрам – когда Волдеморт пришел в себя, и потом, когда он вернулся в поместье.
- Да, - подтвердил Дамблдор. – Волдеморт очнулся на том берегу, где в пещере среди скал был спрятан медальон. Он не мог понять, что с ним произошло, и поначалу решил, что это было некое природное явление. Его удивило, когда он увидел знакомые места, и он решил – раз уж так, он проведает свой хоркрукс. Ну, представляете его состояние, когда хоркрукса на месте не оказалось! Нет, его охватила не ярость – он испугался так, как ни разу в жизни не пугался. Именно поэтому он вернулся хмурым и молчаливым. А вернувшись, обнаружил то, о чем мы уже говорили – напуганных и растерянных Пожирателей, Беллатриссу и Хвоста, которым кто-то задал изрядную трепку – а также разбитый медальон и мертвую Нагайну. Ты специально оставил медальон, Гарри?
- Да нет! – Гарри с изумлением посмотрел на него. – Просто он был у меня в руке, и я его то ли бросил, то ли положил на пол, когда поднимал Гермиону.
- Понятно. Но получилось очень удачно. Очень! Именно поэтому он не стал наказывать и допрашивать Беллатриссу и Петигрю. Волдеморт боялся услышать самое страшное – что за всем этим действительно стоишь ты. Хотя был в этом уверен – он ведь приказал всем немедленно известить его, если Гарри будет пойман. Но это означало бы признать, что Гарри в одиночку проделал немыслимое – одолел Хвоста и Беллатриссу, убил Нагайну, нанес ему страшный магический удар и благополучно смылся, прихватив пленных из подвала. То, что с ним был кто-то еще, ему и в голову не пришло. Тем более что кто-то из спасенных пленных тут же вернется с подмогой – об этом ведь даже ты, Гарри, не догадался! А тем более – я. И я должен сказать вам, - обратился он к пораженным Джинни, Невиллу и Луне, - что вы сделали намного больше, чем просто помогли Гарри. Вы так напугали бедного Лорда, что он отложил запланированное нападение на Хогвартс, и решился на это только весной!
Джинни, Невилл и Луна выглядели ошеломленными и одновременно восхищенными… собой. Гарри это развеселило.
- Я тогда узнал мало, - сказал он, - потому что Волдеморта долго обуревала паника, и не мысли у него были, а сплошной сумбур. Конечно, он считал, что это сделал я, и что я бросил ему вызов – убив змею и оставив медальон. А еще у него мелькало подозрение, что это не я, а вы, сэр – вы, каким-то образом все же выживший. И Волдеморт не знал, что для него страшнее. А у меня сложилось впечатление, что змея сдохла сама по себе. Как в том анекдоте, прикусила себе язык и отравилась, или что-то в этом роде. С одной стороны, мне нравилось, что Волдеморт настолько меня боится, с другой – из-за этого наши контакты с ним стали очень редкими и как бы невнятными. Так что насчет Нагайны я не был совсем уверен, но в любом случае снова соваться к Малфоям было равносильно самоубийству. Так что решили по-прежнему считать, что осталось три хоркрукса, но сосредоточиться на чаше. Я боялся, что он может перепрятать ее, как перепрятал диадему.
- Мы подождали, пока поправится Грипхук… это тот гоблин, - пояснила Гермиона. – Вот кому Флер была совершенно не рада! Да и мы тоже. Гоблины - тот еще народ. Но Билл с ним ладил, вместе в банке работали, как-никак. Билл вообще умел ладить с гоблинами. Когда заметил наш интерес к нему, откровенно предупредил, с чем мы можем столкнуться. Кстати, сэр, - она решительно посмотрела на Дамблдора, - меня тогда сильно удивляло, что Билл и Флер вообще не расспрашивали нас, чем мы, собственно, занимаемся. И Люпин тоже, когда пришел сообщить нам, что у них родился сын, а ведь в первый раз, когда приходил к нам на площадь Гримо, он спрашивал об этом очень настойчиво. Это как-то связано с тем собранием, о котором вы говорили?
- Вы проницательны, Гермиона, - серьезно сказал Дамблдор. – Да, связано. Как члены Ордена, Билл и Ремус присутствовали на том собрании. Флер – нет, но только потому, что хотела позаботиться о вас. Однако о принятом решении ее известили, и она согласилась с ним. Это было очень простое решение – дать вам… именно вам шестерым - полную свободу действия, не ограничивая и не вмешиваясь без крайней необходимости. Но о том, как и почему мы пришли к этому решению – потом, друзья.
- Хорошо, - согласилась Гермиона. – Так… я говорила о гоблине.

…Гоблины не любили волшебников, и Грипхука забота людей о нем явно раздражала. Тем более что от других волшебников – Пожирателей Смерти – ему уже сильно досталось. Он не знал, зачем понадобился Темному Лорду, но догадывался, что тот искал способ взять контроль над главным банком волшебного сообщества. Пожиратели уже сталкивались с сопротивлением банкиров, когда пытались поместить в «Гринготс» золото, похищенное у маглов.  Конечно, Волдеморта это не могло не раздражать.
Эта вражда уходила своими корнями в глубины прошлого. Кровавые восстания, ужасные войны. У гоблинов была своя магия – могущественная, хоть  и ограниченная. Они умели делать заколдованное оружие, и еще они умели добывать золото и торговать. Но волшебники лучше разбирались в магии, и их волшебные палочки были куда универсальней. Они были могущественней, а гоблины были богаче. Война за войной шли с переменным успехом, а почти что равные силы приводили к тому, что медленно, но верно сокращалась численность обеих сторон. То воевали, то торговали. Однако в войнах гоблины гибли, несмотря на заколдованное оружие, которое попадало в руки людей и служило им так же исправно, как и своим создателям. Замкнутая магия оказалась палкой о двух концах. В конце концов обнищавшие волшебники взяли гоблинов в кольцо, а те сидели на своем золоте и мерли с голоду. Тогда более умные волшебники и более умные гоблины согласились на перемирие, чтобы посчитать свои потери – и обнаружили, как мало осталось и тех, и других. Пришлось от войн перейти к дипломатии, а в результате переговоров появились Министерство и Банк, и наступил долгожданный мир.
Гермиона изложила это во время одной из прогулок, когда они сидели под скальным навесом и смотрели на хмурое море. Она говорила для Грипхука, которого наконец удалось вытащить из комнаты на чердаке – тот согласился очень неохотно, но затворническая жизнь и одиночество ему надоели. Правда, море ему не нравилось – он признался, что гоблины не любят воду. Однако никто не заставлял его подходить к воде, и он сидел в уютной выемке в скале, охватив длинными руками острые колени, и слушал одновременно с интересом и неудовольствием.
- Все намного сложнее, - проворчал он.
- Я понимаю, что это сильно обобщено, - извинилась Гермиона, - но это я к тому, что Вол… ну, Тот-Кого-Нельзя-Называть, - она поправилась, поскольку и гоблин, и Рон одновременно передернулась, - явно хочет нарушить это равновесие.
Она и Гарри в то время были чуть ли не единственными, кто (если не считать покойного Дамблдора) научились без дрожи произносить вслух имя врага.
- Вы странные волшебники, - пробормотал Грипхук после долгого молчания. - Никогда таких не встречал. Похожи на ту девчонку из подземелья, которая отмывала мне лицо.
- Вы про Луну?
- Ну да. Вода у нее была для питья, а она тратит ее на то, чтобы промыть мне раны… Потом являетесь вы и спасаете и ее, и меня.
- Она наш друг!
- Да я понял. Рыбак рыбака… А я-то вам зачем? Чего вы от меня хотите?
Поколебавшись, Гермиона объяснила, и Грипхук усмехнулся. Рона это разозлило:
- Нам не золото нужно, ты… - он замолчал, когда Гермиона умоляюще тронула его за руку.
- Это так, - подтвердил Гарри, потому что гоблин продолжал усмехаться. – Золота у меня там достаточно.
- Я знаю. Только золота никогда не бывает слишком много.
- Но его бывает достаточно… ладно, мы тут друг друга не поймем. Вы сможете нам помочь?
- Возможно… - на этот раз гоблин нахмурился. – Только объясните мне, зачем вам именно хранилище Лестрейнджей? Оно из наиболее защищенных, вы даже не представляете, какие там наложены заклинания. Что в нем такого, чего нет в других хранилищах?
Пришлось сказать о чаше.
- Не понимаю. Зачем она вам?
- Вот уж этого мы не можем вам сказать.
- А все-таки? Уверяю вас, она не стоит особо дорого, хотя мадам Лестрейндж и носилась с ней, как с великой драгоценностью. Раритет, конечно, самой Хельге Пуффендуй принадлежала, но не из самых дорогих раритетов.
- Вы знаете об этом? – удивилась Гермиона.
Грипхук опять усмехнулся:
- Я гоблин, позвольте напомнить. Я знаю каждый предмет в каждом хранилище в нашем банке, до последнего ломаного кната. Ладно, можете не говорить. Я подумаю.
Вспомнив, Гарри спросил, почему Беллатрисса считала, что меч должен был находиться там же.
- А он там и лежит, - к его изумлению ответил Грипхук и тут же пояснил: - Не этот, конечно. Там подделка, фальшивка. Меч Гриффиндора – гоблинской работы, его выковал мой предок. Это было одно из лучших его творений, и неудивительно, что его неоднократно пытались скопировать. Кто-то подсунул Лестрейнджам одну из копий.
Возможно, Снейп, подумал Гарри. С него станется.
Мысли о Снейпе он предпочел выбросить из головы – после случившегося в лесу он был очень растерян и зол и не мог понять, какую роль играл Снейп во всем этом. Гарри предпочел вернуться к разговору о помощи Грипхука. Однако гоблин только повторил:
- Я подумаю, но сначала договоримся о цене.
- Какой еще цене? – взорвался Рон. – Мы спасли твою паршивую шкуру!
Он замолк, вспомнив, что Билл говорил о гоблинах.
- А что, если я откажусь, вы меня потащите назад, в то подземелье? – усмехнулся гоблин. – О цене за мое спасение надо было договариваться там же – до того, как меня спасли! А сейчас это уже в прошлом.
- Хорошо, - примирительно сказал Гарри. – Я уже сказал – золото у меня есть. Сколько вы хотите?
- Золото и у меня есть. Нет. Я хочу меч. Тот, который у вас, настоящий.
- Что?!!

- …Уж и так и так спорили, уговаривали – ни в какую! – рассказывал Гарри, снова ощущая тогдашнюю досаду. – Он считал, что меч и так принадлежит ему, что когда-то он был украден Гриффиндором…
- С его точки зрения так и есть, - подтвердил Дамблдор. – Хотя на самом деле Годрик Гриффиндор добыл меч в честном бою, но гоблины такого не признают.
- У них, похоже, нет понятия чести, - с отвращением бросил Рон.
- Есть, - заверил его Дамблдор, - еще как есть! Только они совсем не такие, как у нас. И для Грипхука заполучить то, что он считал своей собственностью и наследием, было как раз делом чести.
- Я это уловил, - сказал Гарри. – Пришлось в конечном итоге согласиться. Правда, я попытался схитрить, не назвав время, когда я ему отдам меч. Но это без разницы, потому что Грипхук и так мне не особо поверил. Но помочь все же обещал. Сказал, что посоветуется с другим гоблином, Богродом, и они придумают способ провести нас в хранилище.
- Флер была на седьмом небе от счастья, когда в тот вечер Грипхук все-таки поблагодарил ее за заботу и сообщил, что уже чувствует себя хорошо и покидает нас, - добавил Рон. – Она на радостях закатила не ужин, а прямо банкет. Даже его пригласила за стол, да он отказался. Ну и ладно, никто не стал настаивать. Он все равно жрал только сырое мясо, сырую рыбу и какие-то коренья, так что только испортил бы нам аппетит.
- Ты не любишь суши? – удивилась Луна.
От неожиданности, Рон поперхнулся.
- Люблю, - сказал он, отсмеявшись. – Но именно суши, а не рыбину целиком - с костями, хвостом и чешуей!
- А-а, - с пониманием сказала Луна. – Мне бы это тоже не понравилось. И что было дальше? Он вам и правда помог?
Гарри, Рон и Гермиона начали переглядываться и посмеиваться, потом Гарри сказал:
- Ну как… да, можно сказать, поначалу помог.
- Ждали мы, правда, еще неделю, - подхватила Гермиона. – То ли он думал и не решался, то ли уламывал этого Богрода. Или и то, и другое. Но в конце концов сова от него прилетела.

…Трансгрессировав по указанным координатам, они очутились в очень странном месте и сначала даже решили, что промахнулись. Вокруг высились не то горы, не то насыпи, припорошенные снегом. Полусгнившие, явно пустые бараки, какие-то обрушившиеся деревянные леса и металлические конструкции, столбы, опрокинутый набок ржавый трактор, неподалеку – громадная яма, сбоку тоже торчала какая-то ажурная конструкция с подвешенной к ней металлической клетью. Некоторое время они растерянно оглядывались, потом увидели Грипхука – он вышел из ближайшего барака, где прятался от пронизывающего ветра, и заторопился к ним, еще более раздраженный, чем обычно. «Идем скорее, пока я совсем не замерз, - торопил их гоблин. – Это заброшенная шахта, отсюда можно попасть в тоннели «Гринготса».
Следуя за ним, они встали на платформу клети. Гоблин предупредил держаться покрепче за ременные петли, взмахнул рукой, и клеть рухнула в шахту с такой скоростью, что Гермиона завизжала, а Гарри почувствовал, будто все его внутренности устремились к горлу. «Ноги согните! – приказал Грипхук. – И держитесь крепко!»
Они подчинились – и вовремя: клеть остановилась так резко, что они распластались бы на металлическом полу. Гарри показалось, что у него руки вырвутся из плечевых суставов. Но им с Роном все же было легче – опыт полетов и квиддича, где порой пике бывали и покруче (хотя столь жестких посадок испытывать все же не приходилось), а вот Гермиона была совершенно позеленевшая – в отличие от мальчиков, она не любила летать. Гоблин не дал им времени прийти в себя – тут же чуть ли не бегом потащил их в боковой тоннель, где были рельсы и стояла вагонетка, приказал им быстрее лезть и дернул рычаг.
Мальчики озирались, а несчастная Гермиона свернулась на дне вагонетки, но тут их догнал мощный грохот, и она вздрогнула. «Шахта обрушилась, - раздраженно пояснил Грипхук, - такими проходами можно пользоваться только по одному разу, а то мало ли, маглы проведают… не ваше это дело, это мне потом объясняться, зачем понадобилось лезть оттуда». После целой серии крутых поворотов, подъемов и спусков они вышли на относительно ровный участок. К их удивлению, за это время Гермиона пришла в себя и уже сидела, восхищаясь красотами подземной природы. «Оклемалась? – грубовато-заботливо спросил Рон. – Я уже боялся, что на поворотах тебя совсем… того, затошнит». «А это мне знакомо, - весело объяснила Гермиона, - это как американские горки. Я в детстве с папой часто каталась». «Странно, что ты боишься летать», - удивился Рон. «Ну, это совсем другое. Сидишь на тоненькой деревяшке, а под тобой бездна… бр! Вот, когда мы с Гарри на гиппогрифе летели, было совсем не страшно. Ну, почти. И очень даже здорово!» Все трое рассмеялись, и гоблин раздраженно шикнул на них. Тут Гарри сообразил: «Грипхук, а как мы выйдем, если шахта обрушилась?» «Да элементарно, - отмахнулся гоблин, - через банк. Там смотрят, кто входит, на выходящих внимания не обращают».
Гарри несколько усомнился, но делать было нечего.
У хранилища Лестрейнджей их встретил Богрод, который бренчал железяками, держа на расстоянии цепного дракона. Гарри почувствовал легкую жалость, увидев белесые глаза чудовища, ослепшего за долгие годы под землей. Но это был дракон, и слепота не делала его менее опасным. Хотя державшие его цепи были толстыми и надежными, а звон железок пугал его и он держался на расстоянии – но друзьям было очень не по себе. Когда Грипхук справился с запорами и позвал их, они вошли с чувством облегчения…

- …и тут же нарвались на защиту! Ну, не тут же, но очень скоро – как только попытались достать чашу. Там была такая огромная груда всего – золота, серебра, украшений всяких, денег и так далее, а чаша лежала на самом верху. Грипхук предупредил, чтобы мы ничего не касались и не применяли вызывающих заклинаний, но этих сокровищ было так много, что попробуй тут не коснуться чего-то! Он правду говорил – защита была очень даже нехилой!
- А какой? – спросила Джинни, которая заворожено слушала их рассказ.
- Каждый предмет, которого касались, сразу размножался и раскалялся. Груда начала расти, теснить нас, да еще и обжигала по-страшному. Гермиона сообразила - применила то самое заклинание из старого учебника Снейпа, «Левикорпус». Пролевитировала меня, и я завис прямо над чашей, не зная, что делать – если коснуться чаши, она тоже размножится, и попробуй тогда найти настоящую!
- А просто рубануть мечом? Он же был у тебя?
- Был, и я так и сделал. Не сразу, потому что… ну попробуй соображать, когда висишь вот так, вниз головой, а все под тобой жаром пышет! Сначала сдуру начал пытаться зацепить чашу мечом за ручку, и тут Рон как заорет: «Да чего ты мучаешься, бей ее, пока нас тут не сожгло!» Тогда я и рубанул. Получилось, как у Невилла с рукой Петигрю – поцарапал, и этого хватило. Чаша начала плавиться, и раздался такой жуткий крик, что я чуть не оглох. Гермиона тут же сдернула меня оттуда, я плюхнулся у самой двери – и тут Грипхук вдруг кидается ко мне, вырывает у меня меч и выскакивает. Мы – за ним, и не потому что хотели поймать, а потому что груда золота начала расти и рушиться прямо на нас, а раскалилось все уже докрасна! И наверху что-то творилось. Чаша плавилась, и там, куда падали капли расплавленного металла, вспыхивал столб огня. Потом груда осыпалась, прямо волной. Мы вылетели наружу, но Грипхук с Богродом скрылись за поворотом и орали: «Воры в подземелье! Тревога!»

…Бежать было некуда – гнаться за гоблинами не имело смысла, раз те звали подмогу, вагонеткой они не умели управлять, да и куда на ней ехать – непонятно, планировку тоннелей никто их них не знал. Дракон уже понемногу высовывался из своей ниши, бренча цепями, и вертел головой. Идея была безумной, но других попросту не было. Взмахом палочки и заклинанием «Релашио» Гарри разбил оковы на его ногах, бесшумно подбежал к оснований хвоста и начал забираться на его спину. Рон и Гермиона оторопело смотрели на него, и он замахал рукой, призывая спешить. Тут из тоннеля донеслись крики, и его друзья сорвались с места, забрались вслед за ним. Дракон ничего не почувствовал, но услышал крики, взревел и выдохнул струю огня – она пролетела над головами целой толпы гоблинов, и те кинулись обратно в тоннель. Только один, с мечом в руке, пригибаясь, подбежал к дракону и протянул свободную руку, требуя помощи. Гарри механически помог ему, но тут Гермиона схватила гоблина за руку и прошипела: «Так, о цене надо договариваться сейчас, верно?» «Чего вы хотите?» - задыхаясь, спросил Грипхук. «Меч, конечно!» Гоблин в бешенстве посмотрел на нее, заколебался, но из коридора снова донеслись крики и бренчание железок, пугавших дракона. Чудовище вздрогнуло всем телом. Гоблин кивнул, отдал меч и вцепился в зубцы костяного гребня. Звон усилился, дракон снова стал пятиться – и вдруг остановился, не услышав привычного лязга цепей. Понадобилось еще несколько секунд, пока до его крошечного мозга дошло, что он свободен. А потом издал торжествующий рев, поднялся и потрусил к коридору.
- …Конечно, там все опять разбежались. Я еле успел засунуть меч за пояс и ухватиться покрепче – походка у этого зверя была очень уж тряской. А он уже стал все разносить – дохнет огнем, и раскаленный камень трескается и осыпается. Там, где это не получалась, Гермиона бросала заклинание «Дефондио», еще больше расширяя тоннель. До дракона, конечно, не доходило, что кто-то ему помогает, да он нас и не чувствовал у себя на спине. А ревел он – прямо голова раскалывалась! Еще и гоблины далеко впереди орали что-то типа «Покиньте коридоры, цепной дракон сбежал!» Когда мы выскочили из тоннеля в главное помещение банка, там уже никого не было. Дракон еще раз дохнул огнем, разнес вход и выскочил наружу. Ну, и взлетел. Не знаю, что подумали маглы, когда он на бреющем промчался над крышами и стал набирать высоту, да сейчас и не узнать – им уже давно изменили память.
- Там пришлось поработать целой бригаде стирателей, - подтвердил с усмешкой Дамблдор.
- Мне немного жаль тех маглов, - заметил Гарри. – Я, скажем, не хотел бы забыть такое зрелище.
- Да, - задумчиво пробормотала Джинни, - оно стоило того, чтобы навсегда запомнить…
Она тут же вздрогнула и захлопнула рот, но было поздно – Гарри с изумлением уставились на нее. Переглянулась с Невиллом и Луной и сказала:
- Ну ладно – рано или поздно пришлось бы рассказать… Да я сама не понимаю, почему мы не рассказали еще тогда, когда собрались у алтаря.
- А я еще тогда удивился, - заметил Гарри, - когда я вам про все это рассказывал, вы не особо удивились, словно знали. И в Отряде потом все спрашивали про этот полет – я тогда решил, что нас узнали те волшебники, которые тогда были в Косом переулке. Правда, непонятно было, почему потом нас не искали – как-никак, все это тянуло на ограбление банка.
- Давай выкладывай, сестренка! – потребовал Рон. – Значит, вы там были?!
Джинни показала ему язык.
- Мы были на крыше, - сказала она, - и надо сказать, Гарри, ваше появление оттуда смотрелось очень эффектно!

…Заклинание сработало, когда они завтракали в большом зале. Раздался тихий звон, и перед Джинни возник туманный шарик, похожий на мыльный пузырь, в котором колебалась золотая стрелка и вспыхивали миниатюрные значки. Им опять пришлось сорваться с места. Луна, оглянувшись, тоже вскочила из-за стола Когтеврана, и они поспешили в коридор, еле удерживаясь от того, чтобы броситься бегом. На ходу Джинни оглянулась на преподавательский стол и встретила внимательный и настороженный взгляд МакГоногалл, но директор не стала их останавливать. Разбежались по своим спальням за теплыми мантиями и метлами, потом вышли во двор. Луна по дороге вызвала эльфов, и те уже ждали их, негромко и быстро переговариваясь и ожидая приказов.
Джинни пыталась разобрать значки координат в туманном шарике. «След» был модифицирован так, что показывал не любое применение магии, а только трансгрессию и положение отслеживаемого объекта. Но сейчас значки менялись быстро, словно Рон вместе с остальными двигался куда-то на большой скорости. Решив, что либо сбой в заклинании, либо Гарри и остальные летят на метлах, Джинни назвала эльфам последние считанные цифры, решив дальше искать с воздуха. Эльфы перенесли их и их отправили назад. Луна неожиданно достала из кармана три пары астрально-спектральных очков и настояла, чтобы все их надели, потом наложила на них и на себя Дезиллюминационное заклинание. Это было не так надежно, как мантии-невидимки, но мантий у них не было. И тут же выяснилось, зачем очки – в них они видели друг друга! Но времени спрашивать и восхищаться не было. Они оседлали метлы, и Джинни полетела вперед, напряженно следя за стрелкой в шарике.
Трое друзей летели, ничего не понимая. Гарри, Рона и Гермионы не было видно  нигде, но стрелка показывала, что они летят за ними, а значки координат – что они их догнали. Джинн обратила внимание, что стрелка указывает не только вперед, но и несколько вниз. А когда координаты сровнялись, стрелка и вовсе встала вертикально, будто их друзья передвигались под землей. Как это могло быть?
Только когда на горизонте показался Лондон и стало ясно, что указатель ведет их в сторону Косого переулка, они поняли, что Искатели едут по тоннелям «Гринготса».

- …Вы остановились где-то на окраине Лондона, - рассказывала Джинни, - Вернее уж, под окраиной. Мы зависли там, но потом решили лететь к «Гринготсу» и сесть на крышу. Во-первых, потому, что вы были под землей и, что бы ни случилось, мы ничего не могли бы сделать. Во-вторых, потому что устали – полет был долгим. Решили отдохнуть и следить за указателем, а если долго не будет происходить ничего, попробовать проникнуть через главный вход. Невилл хорошо владел «Конфундус»-ом, мы были достаточно невидимы – могло получиться.
- Меня уже давно достали Кребб с Гойлом, - усмехнулся Невилл, - у нас уже несколько раз были драки… на палочках, я тогда еще не очень умел драться врукопашную. Но когда я начал применять к ним «Конфундус», они от меня отстали – потому что я их заставлял драться друг с другом.
- Ладно, не о них речь, - нетерпеливо сказала Джинни. – В общем, мы там сидели и ждали, потом вы снова пришли в движение, причем двигались в нашу сторону. И тоже быстро, быстрее, чем может бежать человек. Мы не могли понять, в чем дело – вагонетки ведь до главного помещения не доходят. Опять подумали, что вы на метлах, и подошли к краю крыши посмотреть. И вдруг крыша стало вибрировать, как будто внутри здания стадо слонов бежит, раздался рев, потом главный вход разнесло – и вы ну так эффектно вылетаете оттуда! Дракон, а вы у него на спине – пригнувшись, как всадники на полном скаку, и почему-то с вами гоблин…
- Да ты что, издеваешься? – рассердился Рон. – Придумала тоже – «эффектно», «всадники»… я тогда только и думал, как бы не слететь, цеплялся за эти шипы у него на спине!
- Ну, Рон! Я правду говорю -  именно так и выглядело, не сердись! В общем, мы опомнились, когда вы уже скрылись за крышами, и полетели следом.
- Гонялись за вами долго, но в конце концов догнали, - подхватил Невилл. – У нас сейчас хорошие метлы – мадам Хуч где-то раздобыла старые «Серебряные стрелы», они ведь долго были непревзойденными, пока не появились «Молнии», и «Стрелы» перестали делать. Пристроились в хвост, таким вот невидимым эскортом, и стали договариваться -  как действовать, если дракон все же вас сбросит?
- А он и сбросил, - сказал Гарри. – Так получается, это благодаря вам мы не разбились?
…Увидев озеро в горах, дракон – видно, ему очень хотелось пить – круто спикировал к воде и у самой кромки заложил крутой вираж. Гарри, Рон, Гермиона и гоблин слетели с его спины и с криками рухнули в бездну – до земли было футов сто, не меньше. Но упали неожиданно мягко, словно какая-то сила придержала их, смягчив падение – и, хоть и покатились по земле и нажили синяков, больше травм у них не оказалось. Кроме моральной травмы Грипхука, который улетел дальше и плюхнулся в воду.
- …Это из-за меня, - виноватым голосом объяснила Луна. – Вас было четверо, а нас трое, и я никак не могла удержать двоих. Поэтому я гоблина отбросила к воде, а сама сосредоточилась на Гермионе.
- И очень хорошо сделала! – со смехом заверил ее Гарри. – Так ему и надо! Оказалось, гоблины ненавидят воду, хоть и умеют плавать, и он вылез в очень жалком виде. На нас даже и не посмотрел, только буркнул что-то, не оборачиваясь, и трансгрессировал. Я не знал, что они тоже умеют.
- Умеют, - подтвердила Гермиона, - как и эльфы.
- Жаль только, - заметил Рон, - мы так и не узнали, что у них там, в «Гринготсе», стряслось, и почему тамошние гоблины погнались и за ним тоже.
- Да не все ли равно, - отмахнулся Гарри. – Главное – мы от него избавились. И нас никто не узнал. Мне летом пришлось сходить туда, снять немного денег – никаких вопросов не было, ко мне относились, как  к герою Битвы… ну, как и все. Грипхука, кстати, я там не видел – возможно, он к ним и не вернулся. Богрода тоже.
- Их перевели в ирландский офис банка. – сказал Дамблдор. – Я тоже не знаю, что там был за конфликт, да и, по правде, не интересовался. Спросите при случае у Билла.
- Да, пожалуй. А вы? – спросил Гарри у Джинни.
- Мы… а что мы? Повисели немного над вами, убедились, что вы живы и целы. Потом увидели, что Гермиона из своей сумочки достает лекарства, убедились, что вы всем запаслись и вообще все в порядке, и полетели назад. С такого расстояния эльфов нельзя вызвать, если ты не их хозяин, но «Серебряные стрелы» - быстрая штука, и мы долетели до Хогвартса своим ходом. А вы, как я понимаю, вернулись в «Ракушку».
- Да. Флер еще у нас ожоги подлечила – у нее это хорошо получается, вейла, как-никак.
-  А нам Билл сову послал, - сказала Джинни. -  Он нам регулярно писал, пока вы были у них, чтобы мы не беспокоились. Как я сейчас понимаю, это тоже было после того вашего решения на собрании, сэр?
Дамблдор поднял брови, посмотрел на нее поверх очков и несколько картинно вздохнул:
- Ладно, Джинни… Я уже понял, что мне придется рассказать об этом раньше времени. Хотя, - он вдруг улыбнулся, - почему раньше? Мы ведь стремимся следовать хронологии событий, не так ли?

* * *

- Тогда все же придется вернуться немного назад во времени – чтобы вы могли понять мое положение на тот момент. В то время я обитал на Гримо, 12, и не хотел появляться в Хогвартсе. Мое существование хранилось в большой тайне. Сначала я думал вернуться под видом обычного привидения, счел это рискованным. Волдеморт настолько боялся и ненавидел меня, что мог попытаться – так, на всякий случай – уничтожить меня.
- Но разве можно уничтожить привидение? – удивилась Гермиона.
- С помощью Темной Магии можно. Теоретически. Когда-то был придуман такой ритуал, но он был опасен и для самих волшебников, так что я не знаю ни одного случая, чтобы он применялся. Кому охота рисковать и лезть в глубины Темной Магии ради уничтожения достаточно безобидного существа? Но способ есть. Помните, как василиску удалось парализовать сэра Николаса де Мимри? Конечно, я, как вы знаете, призрак непростой, и уничтожить меня невозможно, но Волдеморт этого не знал. А значит, мое появление может спровоцировать нападение на Хогвартс, и к тому же мне пришлось бы раньше времени выдать заложенные во мне способности, чтобы себя защитить.
А для того, чтобы Волдеморт пребывал в неуверенности, я даже убедил свой портрет не вступать в общение ни с кем. Это было нелегко, поскольку портрет – это тоже я. А я, как вы знаете, на редкость упрям. Но все же убедить себя несколько легче, чем кого-нибудь другого, так что мы в конце концов пришли к согласию.
Я к тому времени уже не считал себя руководителем Ордена. Тот Дамблдор, который руководил им, умер вместе со своими ошибками, и теперь я был им… вы еще не запутались, кто есть кто? Нет? Вот и отлично! Так вот, ошибки умерли вместе с ним, но последствия этих ошибок оставались. И пока я не разобрался в них и не нашел способа их устранения, я считал себя не вправе руководить Орденом. Однако нового руководителя мы не стали выбирать и пока что принимали свои решения, так сказать, коллегиально. На равных.
Надо сказать, к тому времени я очень даже хорошо понимал состояние Сириуса, которого тяготила необходимость скрываться тогда, когда он жаждал действия. Я сам оказался в таком же положении. Хотя, конечно, я не был лишен действия. Во-первых, я мог думать – избавление от проклятия и воплощение в призрака освободило мое мышление, и я мог действительно думать, а не страдать от боли и сомнений и не наслаждаться одной своей мудростью. Причем заверяю вас, друзья, я вовсе не избавился от чувств и переживаний - лишить себя возможности чувствовать, понимать, любить было бы величайшей глупостью. Да и пример того, к чему приводит отказ от чувств, был, так сказать, перед глазами - Волдеморт. Да, избыток чувств порой может привести к безумию. Но их отсутствие приводит к безумию всегда. Вы знаете, кстати, что Волдеморт никогда не видел фестралов?
- Не может быть! – ошеломленно воскликнула Гермиона.
- Как это?!! – не поверил Рон. – Он же стольких убил, он видел столько смертей!
Дамблдор кивнул:
- Да, но этого мало. Фестралов может видеть тот, кто не только видел, но и осознал смерть. А Волдеморт чужую смерть не осознавал. Да, он безумно боялся своей смерти – но своей, а чужая была ему без разницы и даже доставляла ему некоторое развлечение.
Но речь пока не о нем. И даже не обо мне. Хотя о себе я расскажу еще немного – то, что имеет отношение к вашим приключениям. Кое-какая возможность действовать у меня все же была. Необходимость прятаться была еще и потому, что понадобилось немало времени, чтобы осознать и овладеть своими новыми способностями. Но одной из них я мог воспользоваться с самого начала – и воспользовался. Это… что-то вроде легилименции на расстоянии, но она весьма своеобразна. Я не буду вдаваться в подробности, скажу только главное – она в определенные моменты давала мне доступ к двум людям. К тебе, Гарри, и к Волдеморту.
Гарри резко вскинул голову и пристально уставился на Дамблдора. Тот понимающе улыбнулся:
- Я знаю, как неприятно это звучит, Гарри, и очень извиняюсь перед тобой. Но поверь, я не обманываю тебя, говоря об определенных моментах. Это были те моменты, когда ты проникал в мысли Волдеморта. Я как бы подключался к этому своеобразному каналу и воспринимал то же, что и ты. Так что уверяю тебя – в твоих мыслях я не рылся. Во-первых, это нехорошо, а во-вторых, мне было не до этого. Намного важнее было узнать, что думает наш общий враг.
Гарри кивнул, успокоившись, и приготовился слушать дальше.
- Конечно, - сказал Дамблдор, - порой я слышал и твои мысли, но этим я не злоупотреблял и обращал внимание только на то, что было важно для нашей общей цели. Таким образом я узнал, что медальон у вас. А когда удалось выяснить, где вы находитесь, я послал известие Снейпу, и он принес вам меч.
Перед тем, как вернуться к собранию той ночью, заглянем еще раз в прошлое. Если будет желание, когда-нибудь я покажу вам те события с помощью Омута Памяти. Заглянув туда, вы увидели бы меня заметно моложе и в компании волшебников из Отдела Тайн, напряженно листающие некую книгу. Ту самую – книгу Мерлина. Вы увидели бы, как, очень неохотно отзываясь на могущественные призывающие заклинания, на ее чистых страницах выступают и тут же начинают таять разрозненные строчки. Мы пытались снова и снова восстановить полный текст этой книги, и каждый раз терпели неудачу. Отдел Тайн считал это очень важным, да оно и было важным – это был один из немногих сохранившихся трудов Мерлина. Кроме того, известно было, что он имеет отношение к кольцу, изготовленному его руками – тому самому кольцу, которое сейчас в шести экземплярах блестит на ваших пальцах.
Как бы там ни было, во время этих исследований мне удалось прочесть немного о Светлом Круге.
В то время казалось, что это имеет чисто академический интерес. Да и не могли мы тратить много времени на эти исследования – шла война с Волдемортом. Еще та, первая. Через какое-то время мне пришлось уйти из этой группы и, каюсь, я надолго забыл о прочитанных строчках.
Однако три года назад, во время незабвенного директорства Амбридж, совершенно незаметно для преподавателей Хогвартса, прямо у меня, так сказать, под носом, возник Отряд… моего имени. А потом было сражение в Министерстве. И в то время как участие Гарри, Рона и Гермионы в нем казалось естественным, присутствие еще троих очень заинтересовало меня. Припомнив ряд эпизодов разных лет вашей учебы, я обнаружил, что были случаи, когда кто-нибудь из них так или иначе оказывался рядом с вашей троицей. Скажем, Невилл, вместе с вами обнаруживший Пушка и место хранения философского камня. Джинни, которую Гарри спас в тайной комнате. Луна, придумавшая способ добраться до Министерства…
Потом Джинни стала твоей подружкой, Гарри – и вас стало четверо. А мне на глаза порой попадались, рука об руку, Луна и Невилл…
- Да, - подтвердил внимательно слушавший Невилл, - некоторое время мы были… очень близки.
Луна молча кивнула.
- А потом трое из вас погибли, - сказал Дамблдор, - и остальные трое снова вернули их к жизни. И я – уже призрак, со свободным мышлением – понял, что это должны быть вы. Светлый круг.
Но еще при жизни, и сразу после своей смерти и призрачном возрождении я снова и снова возвращался в мыслях к вам и думал, что, может быть, это действительно вы. Я не знал о вашем участии в событиях в поместье, не знал, что Нагайна была убита вами и сто вы нанесли тот удар Волдеморту. Как ни парадоксально, убедиться в том, что вы - будущий Круг, помогли те мелкие события, которые на первый взгляд никак не были связаны с основными. То, что Джинни и Невилл вдруг выскочили из класса посреди урока, каким-то образом пропали из Хогвартса, а потом вдруг от них прилетает сова с сообщением, что мисс Лавгуд на свободе и с ней все в порядке. Сразу после того, как я, подключившись к связи Гарри и Волдеморта, обнаружил, что кто-то очень крепко врезал нашему врагу. Повторяю – я не знал, что это вы, но чувствовал, что какое-то отношение вы к этому имеете.
Тогда я попросил Минерву собрать всех и в полной мере поделился с Орденом своими предположениями. И предложил то, что уже сказал: наблюдать за вами, охранять вас, дать вам возможность учиться всему – и ни в коем случае не мешать.
Потому что было ясно, что помешать вам мы не в силах.
Конечно, я видел, что предположения насчет Светлого круга не очень убедительны. И я сам в то время еще не был уверен. Но была еще одна вещь, которая убедила всех.
Я сказал: мы должны признать, что наш Орден умирает. За годы войны мы потеряли большая часть лучших. Враг продолжает уничтожать нас. Но это не дает нам право забыть свое название. Мы – Орден Феникса.
А значит, он может возродиться в этих трех мальчиках и трех девочках, и в руководимом ими Отряде. Вот так – как феникс из пепла.
Мне поверили сразу и безоговорочно.

Глава 33. Тем временем…

Люциусу Малфою, Гроссмейстеру Ордена Тьмы, очень хотелось есть.
Такое бывало, если нервы на пределе, а надо выглядеть спокойным и хладнокровным. Лицо оставалось бесстрастным, и напряжение сосредотачивалось в желудке. Живот сводило болезненной пустотой.
Чтобы в поле зрения не попадал комод, на котором стояла ваза с фруктами, и при этом не пялиться вместе с остальными на закрытую дверь, Малфой отвернулся к окну и стал смотреть на закат. Окно было волшебным - на самом деле зал находился глубоко под землей. Ниже гостиной и ниже подвала. Здесь все окна могли быть только волшебными и отображать то, что видят настоящие окна наверху.
Законы Темных искусств непреложны. Только участники ритуала могут участвовать в его подготовке, ибо чужое присутствие разорвет тонкую ткань заклинаний. Поэтому сейчас Гроссмейстер вместе с остальными Пожирателями Смерти – кроме девятерых, находящихся сейчас в зале – должен торчать в прихожей и нервничать в ожидании. Неприятное ощущение. Но он же сам предоставил Долохову инициативу.
Ему-то вызов Смерти в мир живых был не нужен, а в успех Долохова он не верил.
Правда, он все же пытался выяснить у Гриндельвальда, что тот думает о шансах Долохова. Престарелый маг либо хихикал, либо отмалчивался или отвечал двусмысленно. Давить на него Малфой опасался – старик наводил на него страх, да и  был скользким, как угорь. Вот и сейчас его кресло парило в самом темном углу, и его присутствие делало тень еще гуще, словно Гриндельвальд сам был окружен Тьмой.
Малфой не знал, чего от него можно ждать, и в его присутствии всегда старался держать щит окклюменции. А это добавляло напряжения и без того натянутым нервам. Не удержавшись, глянул на фрукты, красиво и аппетитно уложенные в хрустальной вазе, и поспешно отвернулся. Может, взять хотя бы то яблоко, что сверху? Вряд ли кто-нибудь подумает что-нибудь не то. Все напряжены, все пялятся на дверь ритуального зала, да и кто усомнится в том, что Гроссмейстеру в собственном доме дозволено поесть?..
Нет. Он не станет поддаваться слабости. Надо держать марку, хотя бы перед Гриндельвальдом. Старик – мастер насмешек, он порой позволяет себе такое даже в присутствии других…
Из угла донеслось негромкое хмыканье; Люциус искренне понадеялся, что Гриндельвальд не подслушал его мысли, а просто погрузился в свои. Почему-то вспомнилась восточная сказочка про магла, выпустившего джинна из бутылки…и Малфой вдруг подумал: не выпустил ли он из Нурменгарда кого-нибудь похуже?
Он очень надеялся, что нет. Ведь чего ему стоило одно лишь проникновение туда!
Нужное заклинание ему поведал престарелый, выживший из ума швейцарец, с которым пришлось делить заключение. Серый рыцарь, приспешник Гриндельвальда, один из строителей Нурменгарда. Звали его Людвиг Штейнер, и он был участником безумной вылазки против Британии - когда Серых рыцарей разбили, уцелевших взяли в плен, а Гриндельвальд проиграл в поединке с Дамблдором…
Он чуть не вздрогнул, услышав за спиной негромкий голос:
- Надо же…
Это был Гриндельвальд. Его двое эльфов подвели парящее кресло к Малфою, пока тот, ничего не подозревая, пытался любоваться закатом. Старик был горазд на подобные шуточки. Малфой повернулся и посмотрел с вежливым ожиданием.
- Людвиг еще жив? – то ли пояснил, то ли удивился Гриндельвальд. - Живуч, живуч… Последний из Серых… Что ж, рад за него. Посадили пожизненно, ни за что, можно сказать…
Малфоя прошиб холодный пот, и он поспешно отвернулся к окну. Он же держал щит!
- Ни за что? – устыдившись своего испуга, он все же позволил себе некоторую иронию. – Всего-навсего уничтожил магловскую деревню!
- Да не уничтожал он ее! – с раздражением возразил Гриндельвальд. – Маглы тогда тоже воевали, если вспомнить! Запускали через Ламанш какие-то громадные снаряды, один из них на деревню и упал. Людвиг пошел посмотреть, только и всего, такое ведь не каждый день увидишь – и нарвался на ваших...
Продолжая бормотать, он ткнул ногой эльфа, и тот послушно потащил кресло назад.
«Думать словами!» - приказал себе Гроссмейстер. Легилименту доступны образы, а не слова, не внутренний голос… Но кто может знать, что доступно Гриндельвальду? Дамблдор - милосердный дурак. Отобрал у своего бывшего друга-врага палочку, но оставил ему всю библиотеку, записи, свитки – чтоб не скучал… Проникнув в Нурменгард, Малфой обнаружил старика за столом. Тот еще обругал его и потребовал подождать, пока перечитает написанное. Пришлось его спасителю терпеливо ждать два часа!
Кто знает, что он мог открыть и придумать за пятьдесят лет!
Снейп как-то упомянул, что Темный Лорд – единственный, кто до Малфоя смог проникнуть в Нурменгард – сначала всячески улещивал и уговаривал Гриндельвальда, потом начал пытать. Однако ничего не добился, даже ответа на вопрос о Старшей палочке… Вспомнилась усмешечка Снейпа: «Дамблдор считает, что он раскаялся». Как же! Старик просто очень дальновиден. Он предвидел поражение Волдеморта!
Но несколько тетрадей Волдеморт все же прихватил. И даже то, что он узнал оттуда и продемонстрировал потом, повергло его соратников в ужас.
Правда, Малфою не довелось это увидеть, но не сказать, чтобы он особо жалел об этом. Он благополучно просидел в Азкабане и подъем Волдеморта, и его падение. Потом, когда вернулся, ему, конечно, рассказали. Глядя на соратников и видя неподдельный ужас в их глазах, Малфой сочувственно кивал и думал о том, что все это не принесло Темному Лорду победы. И что он все равно погиб.
Так существовала ли тайна Темного Лорда, было ли на самом деле его великое открытие, победа над смертью? Люциусу Малфою очень не хотелось думать, что Волдеморт обманул их, обманул его… Даже о том, что Лорд мог попросту ошибаться, и то было неприятно думать.
Наверное, он просто не довел свою работу до конца, утешал себя Гроссмейстер. Победил естественную смерть, но не успел стать полностью неуязвимым.
Неважно. Как ни странно, Люциуса Малфоя бессмертие не интересовало. То есть, хорошо бы, конечно, просто он в него не верил. Можешь прожить сто лет, тысячу лет, миллион лет… и все равно Смерть в конце концов явится за тобой, и все равно покажется, что слишком рано. А вот власть…
Власть.
Больше, чем о смерти Темного Лорда, Малфой жалел о неудаче в попытке захватить Министерство. Не стоило поручать это дело Долохову! Тому удалось наложить «Империус» на Тикнесса, ставшего заместителем Министра после отсылки Амбридж в Ирландию. Казалось бы – несомненный успех, всего шаг до победы. Тикнесс мог в свою очередь заколдовать Скриджмера… если бы Долохов, ослепленный амбициями и одержимый желанием выслужиться перед Лордом, не приказал: «Убей его!» Правда, Антонину хватило ума отправить ему в подмогу Джарвиса и Малсибера. Сообразил все же, что чиновник, полжизни просидевший в кабинетах и очень соответствующий своей фамилии (Thickness - «Толстенький». Прим. G.) – не чета старому льву Скриджмеру. Но даже втроем они не смогли противостоять старому аврору. То, что осталось от них после короткого сражения, уместилось бы в коробке из-под обуви. По слухам…
Хотя Долиш подтвердил. Видел своими глазами.
«Слишком мягко обошелся с ним Темный Лорд!» - с горечью подумал Малфой.
Хотя не мог не оценить изящества наказания. Кто-то говорил, что с тех пор Долохов смотреть не может на золотые галеоны и для покупок ему приходится таскать здоровенный мешок сиклей.
Один из тех случаев, когда Малфой жалел ос своем отсутствии. Когда Темный Лорд делал такое, на это стоило посмотреть. Хотя ему и об этом рассказали – так, что он смог представить вполне, вполне зримо.

(…Темный Лорд огорошил всех: «Я не стану наказывать тебя, Антонин. Ты проявил усердие и был всего в шаге от победы. Темный Лорд умеет ценить преданность и усердие своих слуг». Он взмахнул палочкой – и перед потрясенным Долоховым возникла куча золотых монет. «Вот твоя награда – тысяча галеонов. Бери, Антонин. Ты же не оскорбишь меня отказом, верно?»
И Долохову пришлось забрать эту награду. Он собирал монеты в мешок, стиснув зубы, чтобы не закричать от боли, по его лицу градом катил пот, а он собирал и собирал монеты – из настоящего золота и раскаленные почти докрасна. Пол вокруг них уже дымился.
Это был колдовской жар, и шрамы на его ладонях остались навсегда – их ничем не свести… Как не убрать и обгорелое пятно на полированном полу гостиной… но этому Малфой был рад. Он даже не стал прикрывать его ковром, решив – пусть это будет памятник утонченному искусству Темного Лорда. Да и приятно видеть, как меняется лицо Долохова каждый раз, когда на глаза попадается это пятно).

Малфой вздрогнул – кто-то из собравшихся не смог подавить чих. Звук вернул его в настоящее, и он невольно оглянулся на запертую дверь. Оттуда не доносилось ни звука. «Долго они еще?» - в раздражении подумал Гроссмейстер, уже жалея, что не изучил хотя бы бегло инструкции старика.
Вдруг все же у Долохова получится? Что еще хуже – вдруг получится не то? Опять засосало под ложечкой. Мысленно плюнув на выдержку и волю, Малфой подошел к тумбе,  взял яблоко… и тут дверь распахнулась, и все синхронно вздрогнули. Бледный, с горящими глазами, Долохов вышел из зала:
- Мессир! Учитель! Мы готовы!
Малфой со вздохом положил яблоко назад.
В зал он вошел с некоторой опаской – там все должно было быть перестроено в соответствии с ритуалом, а Малфой в свое время потратил немало сил, чтобы придать ему стиль. Ему не хотелось, чтобы дизайн, в который он вложил и вкус, и душу, был испорчен и опошлен. По счастью, этого не произошло – хоть зал и изменился, но хуже не стал. Кое-что даже понравилось – например трон сейчас находился на возвышении и к нему вели три ступеньки. Как же он сам не додумался? Высота придает величия.
Правда, тут же шевельнулось опасение – кто во время ритуала должен сидеть на троне? Уступать его даже на время он не собирался. Но потом заметил в противоположном конце зала круглый подиум и, успокоившись, подумал: «Ага, ось. Понятно!»
- Я буду там стоять, - подтвердил Долохов, - и наши взгляды должны встречаться без помех, чтобы создать главную ось действия. От вас ничего не требуется, Гроссмейстер, кроме власти и контроля.
Малфой, не глядя на него, коротко кивнул и продолжил критическим взглядом осматривать зал.
Его удивила сложность изображенной на полу октограммы - четыре вписанных друг в друга восьмиконечных звезд, плюс четыре восьмигранных периметра… да такая фигура удержит целый полк демонов! Неужели Гриндельвальд считает Смерть настолько могущественной? В любом случае - похвальная предусмотрительность!
- Да уж, перестарались! – прозвучал от двери голос Гриндельвальда. Сейчас он говорил скрипуче и устало, но его живой, цепкий взгляд ощупывал каждую деталь. – Мозаикой, в мраморе и золоте, надо же! Зачем? Можно было и мелом начертить… - он искоса глянул на переменившегося в лице Долохова и усмехнулся: - Хотя красиво, красиво, Старший Мастер!
Малфой был согласен, но не подал вида. Он уже решил сохранить зал в новом виде. Возвышение, на котором покоился теперь трон, давало прекрасный обзор на весь зал и заодно подчеркивало его ранг.
Краем уха прислушиваясь к ворчанию Гриндельвальда и невнятным разъяснениям Долохова, который неотступно следовал за парящим креслом, Гроссмейстер перевел взгляд на восьмерых участников предстоящего действа. Они стояли тесной группой поодаль и вроде забыли, что в зале находится их Гроссмейстер. Малфою это было только на руку. Мягко и незаметно отойдя в сторону, он быстро поднялся по ступенькам и уселся на трон.
Вот так. Когда они вспомнят о нем и оглянутся – они увидят его, взирающего на них с высоты. Малфой всегда придавал значение таким деталям.
У власти должен быть стиль.
- …Спираль убери! – потребовал Гриндельвальд, тыча палочкой в круг у вершины октограммы. – Украшательства! Взгляд исполнителя должен быть сосредоточен, а спираль притягивает и отвлекает! Стоит ему отвлечься и глянуть под ноги – и все, считай, сорвалось!
Долохов нервно оглянулся, сделал повелительный жест, указывая на круги. Остальные поспешно достали палочки. Прошелестели заклинания, произнесенные вразнобой, и спирали в кругах начали одна за другой исчезать.
- Надеюсь, хотя бы во время ритуала будете более синхронны! – с усмешкой заметил Гриндельвальд.
Он махнул рукой и эльфы, пыхтя, потащили кресло дальше. Малфой тоже усмехнулся – знал он эти штучки. Придраться на самом деле не к чему – какое тут отвлечение внимания, если волшебник стоит в центре этой самой спирали и полы мантии закрывают ее? Однако, если учитель не будет придираться, это плохо скажется на его авторитет.
Пожиратель, оказавшийся ближе всего к трону, взмахнул палочкой, но спираль так и осталась. Он нервно оглянулся на Гроссмейстера – глаза за прорезями маски сверкнули сумасшедшим блеском – и повторил пасс, на этот раз удачно. А, ну это же Беллатрисса… Малфой сочувственно улыбнулся и демонстративно отвернул трость, чтобы серебряная змея не смотрела в ее сторону. Беллатрисса наградила его злобным взглядом и отошла. И с чего ей злиться? Он тогда осветил ее, чтобы узнать – откуда ему было знать, что Белла боится яркого света с тех пор, как Рональд Уизли чуть не ослепил ее?
Все равно сменит гнев на милость - после смерти Нарциссы и мужа у нее больше не осталось с кем поговорить. Люциус терпел ее болтливость – во-первых, ему без жены и Драко тоже бывало одиноко, во-вторых, он узнавал немало полезного. Ему единственному Беллатрисса рассказала о том, что произошло в ту ночь, когда Темный Лорд отсутствовал. Люциус выслушал ее с неподдельным сочувствием – рыжий щенок обошелся с ней действительно мерзко. Сломал ее палочку, к которой он, предатель крови, был недостоин даже прикоснуться, избил до полусмерти… Деревенщина, как и все Уизли. Сочувствие Малфоя было вполне искренним.
Конечно, она сделала глупость, бросив заложницу, но ее можно понять – увидеть такое… По словам Беллатриссы, в появившегося в небе Волдеморта ударила чудовищной силы молния, и он исчез.
Кто мог это сделать? И как? В «неизвестное природное явление» Малфой, конечно, не верил. Поттер? Но он и Уизли в этот момент находились в гостиной, без палочек, полностью лишенные возможности колдовать… или все же не полностью? Им же удалось проникнуть в поместье, преодолев защиту. Каким-то неизвестным способом трансгрессировали из подземелья двух пленных (были еще двое – мальчишка с Пуффендуя и Оливандер; по счастью, Поттер не обнаружил главное подземелье). Уизли без палочки смог ослепить Беллатриссу. Чем? Тоже хотелось знать. Беллатрисса услышала только щелчок,, и мир наполнился невыносимо ярким светом, горевшим даже под веками… Потом на нее обрушились удары, и больше она ничего не помнила.
Да еще и серебряную руку у Петигрю отрубили. Его-то, конечно, не жалко… Хотя жаль, что не удалось расспросить и его. Это тоже были события, из-за которых Люциус жалел о своем отсутствии.
Ему многое хотелось узнать. То, что Темный Лорд отправил Петигрю под личиной того мальчишки, приказав убить Поттера – понятно, ему тоже было не жалко Хвоста. Но он доверил Петигрю ту палочку – точную копию Старшей и такую же мощную! Это не давало Люциусу покоя. Неужели Лорд верил в успех Питера?
В конце концов, после долгих размышлений, Люциус понял – так оно и есть. Петигрю был подл и пронырлив… как крыса, и шансы у него были.
Но Лорд ошибся. Петигрю не смог убить Поттера. Поттер убил Лорда.
«Что ж… - философски подумал Малфой, - никто не безошибочен, даже Лорд!»
- Мессир?..

Малфой даже вздрогнул и чуть не выругался. Он очень разозлился и на Долохова, внезапно вернувшего его в настоящее, и на себя - за то, что вздрогнул, и даже на Гриндельвальда – потому что тот усмехнулся.
- Вы готовы, как я понимаю? – выдержав паузу (чтобы овладеть голосом), холодно спросил он.
Старший Мастер поклонился – почтительно и одновременно с вызовом.
- Что ж, зовите остальных, - приказал Малфой, подумав: «А тебе страшно, мой старый друг, раз рисуешься…» (О том, что ему тоже страшно, он предпочел не думать).
Долохов кивнул, и воцарилось молчание. Восемь исполнителей бесшумно, словно скользя над полом, разошлись по своим кругам, в их руках возникли посохи с мерцающими камнями. Малфой сдержанно улыбнулся. В свое время именно он убедил Темного Лорда возродить этот древний магический инструмент, в большей степени, чем палочка, пригодный для ритуалов группового волшебства.
Правда, об этой заслуге никто не знал, любые такие идеи Волдеморт автоматически считал своими. Что ж, Малфой признавал за ним это право… хоть и обидно. Но обиды он держал при себе. Главное – Лорд его ценил.
«Было главным, - с досадой напомнил себе Гроссмейстер. -  Лорда больше нет». Он оглянулся, с суровой милостью во взгляде встречая вошедших в зал, и кивком указал им на место позади трона. Торфин среди них отсутствовал – он еще поправлялся от ожогов, и Малфой пожалел его.
Эльфы с негромким пыхтением отбуксировали за трон кресло Гриндельвальда. В зале постепенно воцарилась тишина. Беллатрисса еще раз оглянулась на него, и он молча дернул головй, указывая на центр октограммы: «Сосредоточься!» Долохов неторопливо взошел на свое возвышение; он старался делать все величественно и с достоинством, но все время сутулился и этим портил впечатление.
Малфой резко вскинул голову, встретился взглядом со Старшим мастером и поднял трость на уровень глаз. Тот взял посох двумя руками, воздел над головой, и свет в зале померк, а змеиную пасть и камень на конце посоха соединил луч зеленоватого света. Потом посох и трость опустились, но луч остался, световые сгустки на обоих его концах выхватывали из полумрака лица Гроссмейстера и Старшего Мастера. Малфой откинулся на спинку трона – от него больше ничего не требовалось, ось была создана. Он с интересом следил за ходом ритуала, который начинал ему все больше нравиться – хотя первоначально вызывал большие сомнения. Темный Ритуал, для которого не нужна кровь и боль – это странно… Хотя к лучшему, пленных-то у них не осталось (как могли исчезнуть Оливандер с мальчишкой?! Шутка Гриндельвальда?
Или опять Поттер? Нет, только не это! Да и если бы Поттер снова заинтересовался поместьем, тут были бы совсем другие проблемы! )
«Ладно, не нужно сейчас!» Малфой взял себя в руки.
Ось повернулась, будто стрелка громадного компаса, касаясь поочередно посохов восьмерых. С ярко горящих камней срывались струи желто-зеленого огня, скручиваясь вокруг нее спиралями, свиваясь в напряженный световой шнур. Впитав в себя энергию последней пары, снова застыла между Долоховым и Малфоем. Исполнители подняли посохи, стукнули об пол - в тишине прозвучало залпом из восьми орудий. В ответ ось загудела, будто струна; хором прошелестели заклинания. Гриндельвальд зря беспокоился о синхронности – она была на высоте. Медленно, словно с неохотой, шнур мертвенного света стал поворачиваться вертикально. Его верхний конец внезапно остановился, словно зацепившись за невидимый крюк, и он весь стал раскачиваться громадным маятником, обрисовывая сложные контуры октограммы. Линии понемногу разгорались, а маятник, наоборот, тускнел, перекачивая в них свою энергию. за ним тянулась, растекаясь в воздухе, пелена огненных язычков, и над линиями вырастали призрачные стенки – почти незримые, но несокрушимые.
По крайней мере Малфой надеялся, что несокрушимые.
Наконец ось прошла последнюю линию, сомкнув стенки. В последний раз замерцав, погасла. Пожиратели Смерти опустили посохи, перевели дух. Первый этап ритуала закончился. Некоторых заметно пошатывало, но Долохов, как и положено ведущему, стоял неподвижно, как изваяние. Выждав, снова поднял посох… и чуть не свалился со своего возвышения, когда прозвучал голос Гриндельвальда:
- Дай людям отдохнуть, дурак! – сейчас старик говорил резким, визгливым, чудовищно неуместным голосом. – Ты хоть соображаешь, что будет, если при вызове кто-нибудь хлопнется в обморок?!
Даже Малфой, не удержавшись, оглянулся. В мраке за троном лицо старика было не разглядеть. Невольно вспомнились свитки с описаниями Темных Ритуалов, хранящиеся в самой секретной части библиотеки поместья (под полом гостиной). О таких эпизодах авторы обычно умалчивают!
Долохов растерялся, но тут же почтительно склонил голову и опустил посох. Прошла минута, другая. Волшебники быстро оклемались, встали прямо, крепко сжали посохи. Они смотрели на Долохова, а тот – на Гриндельвальда. Видимо, старик кивнул, потому что Старший Мастер снова поднял посох и стал нараспев произносить заклинания – странная смесь латинских, греческих, египетских слов, вперемежку с совершенно непонятными, из каких-то уже мертвых языков. Вряд ли он сам знал смысл всех - но сила, к которой он обращался, знала. С первых же звуков зал наполнился пронзительным холодом, а в центре октограммы сгущалась тьма.
Более того – Тьма. С большой буквы. Она не просто поглощала весь свет – она его высасывала отовсюду, и в зале становилось все темнее. Долохов достал левой рукой палочку, ткнул наверх, и люстра вспыхнула ярче – чтобы тут же снова потускнеть.
Да еще холод… Малфоя когда-то насмешила идея маглов, что тепло – тоже свет, только невидимый. Но сейчас подумалось, что это может быть и правдой. Тьма поглощала тепло вместе со светом. И словно стремилась проглотить душу… Малфой внезапно содрогнулся – так действовали на людей дементоры!
Но не успел додумать, как все закончилось. Жуткий пузырь черноты всколыхнулся, сжался и превратился в силуэт вполне человеческих очертаний. Он тоже был черным, поглощающим каждый падающий на него отсвет, но ощущения, что нечто высасывает свет, тепло и жизнь, больше не было. Все стояли, чего-то ожидая. Силуэт молчал. У Малфоя мелькнуло опасение, что что-то идет не так, но тут Долохов нарушил молчание:
- Ты знаешь, кто я, Смерть?
Черный силуэт встрепенулся и вроде повернул голову в его сторону. Потом раздался голос – холодный и усталый, полный не то печали, не то бесконечной скуки:
- А ты?
Голос звучал четко, но словно шел из невероятной дали – словно раскаты далекой грозы. Ощущение, что что-то пошло не так, все больше охватывало Малфоя. Как он и опасался, Долохов вызвал не того… но кого?! Уже не скрываясь, Гроссмейстер оглянулся назад, ища взгляд Гриндельвальда, но в тени за троном лица видно не было, только блеск глаз. Старик смотрел на происходящее, ничего не предпринимая.
- Разве ты не Смерть? – спросил наконец Долохов; покамест его голос звучал твердо и решительно.
- Возможно.
- Тогда ты в моей власти. Тебе не уйти отсюда, если на то не будет моей воли. Почему бы тебе не показать нам свой облик?
Прозвучало негромкое хмыканье, и черный силуэт преобразился.
Малфой невольно подался вперед. Он сам не знал, чего он ждал увидеть – никто ведь не знает, каков облик Смерти, разве что в сказках она похожа на скелет с косой…
Однако в центре октограммы стоял не скелет, а король. В короне – и без лица.
Вернее, лицо у него было… Или лица? Черты менялись постоянно, неуловимо – и в то же время заметно. Пока Малфой пытался понять, какой же формы у него нос, изменялся разрез глаз, или удлинялся подбородок, или… Лицо было невозможно запомнить, его черты были текучи, как вода или песок под действием ветра, как воск в пламени. Если смотреть долго, начинала кружиться голова, и в конце концов Малфой отвел взгляд. В остальном гость походил на обычного человека в старинном наряде. Стоял он прямо, с истинно королевской осанкой, и с вялым любопытством рассматривал полутемный зал и ошеломленных волшебников.
- Что ты, смертный, говорил насчет власти надо мной? –спросил он.
Старший Мастер твердо ответил:
- Я думаю, ты понимаешь, что ты в ловушке, из которой тебе не выбраться…
- Это? – Король поднял руку и она, к ужасу собравшихся, легко прошла сквозь световую стенку. – Это ловушка? Как она может остановить меня, если на ней нет моего имени?
- На ней твое имя, Смерть!
- Но меня вовсе не так зовут, - с недоумением возразил Король. – Я не понимаю тебя, маг. Зачем ты создал такую ловушку, не зная моего имени?
- Я знаю твое имя! – в отчаянии крикнул Долохов. – Грим Риппер!
Он взмахнул посохом, и по световым стенам пробежали ядовито-зеленые руны. Однако Король с явным любопытством потрогал – и снова не встретил преграды.
- Да, некоторые называют меня именно так, - с усмешкой подтвердил он. – А другие звали Аидом, или Одином, или Танатосом… Мне давали много имен, и, не скрою, некоторые из них неплохи. Но ни одно не мое.
- Тогда скажи нам свое имя! – приказал Долохов. – Ты не сможешь не ответить!
Король с удивлением посмотрел на него, потом, задумавшись, неожиданно сказал:
- Да, надо признать, это тебе удалось. Ты сильный маг, хотя и не особо умный.
- Так назови свое имя! – разозлился Долохов.
- У меня его нет.
Старший Мастер снова чуть не слетел с возвышения. Ошеломленный и растерянный, он посмотрел над головой Короля, ища помощь у Малфоя – и ощутил прилив надежды, увидев, что тот шепчется с Гриндельвальдом.
- Чего вы все-таки хотели? – спросил тем временем Король. – Должна же быть причина, чтобы вызвать меня! Вы желаете еще раз перезаключить договор?
Долохов хватал ртом воздух. «Какой договор?..»
И тут со стороны трона прозвучал голос Малфоя:
- Нет.
Король повернулся к нему; помолчав, негромко сказал:
- Жаль. Давно не доводилось самолично побывать среди живых. Ваше Министерство гнусно обмануло меня, закрыв мне доступ на землю и открыв его лишь для моих самых низших поданных.
- Очень сожалею, - вежливо отозвался Малфой, украдкой бросив взгляд на своего Старшего Мастера: дошло ли наконец до него, кого именно он вызвал?
Судя по разочарованному лицу – дошло.
- Мы не тебя хотели вызвать, - пояснил он. – Прости нас за беспокойство. Мы хотели вызвать и подчинить Смерть.
- А, ну да, - с усмешкой заметил Король, - я мог бы уже догадаться. Как же вы порой смешны со своими заблуждениями!
Малфой поморщился – Король превосходно владел интонациями, и сказанное прозвучало очень неприятно.
- Странно, - продолжал тот, - что именно вы, смертные, не можете понять, что такое смерть.
- Но ведь ты сам сказал, что это ты! – воскликнул Долохов.
Король с раздражением бросил через плечо:
- И я же сказал, что это не мое имя, маг! Это титул, всего лишь один из моих многочисленных титулов – потому что я Король Дементоров, Высший из высших, повелитель Страны Мертвых… все перечислять?! Потому что мертвые принадлежат мне... но лишь после смерти!
- Тогда что же такое смерть?! Просвети нас!
- Конец жизни, маг. Только и всего. Как вы запутались в своей философии! – Король презрительно усмехнулся. - Реальность проще, намного проще…
- Так не ты забираешь умерших?
- Я, конечно, кто же еще? После того, как жизнь покинула их, они в моей власти. Но не я отнимаю жизнь, увы! У меня с ней сложные отношения, и я над ней не властен. Хотя кто знает, кто знает… когда-нибудь… Ну ладно. Ты, я вижу, сомневаешься в моих словах?
- Да нет… - с колебанием выдавил Долохов.
- Разве ты своими глазами не видел этого? Не видел, что жизнь не уходит, когда дементор высасывает из человека душу? Пусть и разлученный с душой, навсегда в коме, как растение – но он продолжает жить!
- А можешь ли ты, - вкрадчиво спросил Долохов, - вернуть мертвецу жизнь?
Король с удивлением посмотрел на него, потом коротко рассмеялся:
- Смотря, что ты под этим понимаешь, Антонин Долохов!
Старший Мастер непроизвольно вздрогнул, не ожидая, что Королю известно его имя.
- Я мог бы вернуть душу в мир живых, - насмешливо отвечал Король, - но много ли будет ей от этого радости? Ей придется жить бродячим духом или на худой конец призраком – но не больше!
- А как же Камень Воскрешения? Или это только сказка?
- Нет, это не сказка, Антонин Долохов! – Король неожиданно раскатисто хохотнул, и в зале на секунду воцарился холод. – Это шутка, одна из наиболее удачных моих шуток! Столько лет прошло, а Кадмус Певерелл до сих пор не может простить! Вам не понять такого, смертные…
- Это еще как сказать!
Все вздрогнули, забыв за этим странным разговором о присутствии Гриндельвальда. Король с удивлением оглянулся:
- О, старый знакомый!
- Да, было дело, - кисло отозвался старик. – Говоришь, нам не понять? А я думаю, что все просто. Кадмус Певерелл думал, что вернул свою возлюбленную из Страны Мертвых, а на самом деле она там и оставалась.
Король задумчиво кивнул:
- Да, ты догадлив. Тысячи лет назад я придумал эту шутку – когда волшебник, владевший магией звуков, смог проникнуть в мою страну и обратился ко мне с такой же просьбой. На свою беду, я поставил лишнее условие – вывести свою возлюбленную, не оглядываясь назад. А он не утерпел, оглянулся… Я был разочарован. Но с Певереллом получилось удачно. Изящно, не правда ли? Образ той, кого он любил, ее полное подобие вернулось к нему, и через это подобие она общалась с ним, думая, что находится среди живых, но оставаясь на самом деле среди теней…
По его изменчивому лицу было трудно  что-нибудь прочитать, но у всех сложилось впечатление – почему-то наводящее жуть – что Король улыбается.
- Может, тогда… - неуверенно заговорил Долохов, - Не дашь ли ты такой же Камень нам?
- Нет. Я не люблю повторяться.
Долохов замолчал, собираясь с мыслями. И тут вдруг, неожиданно для всех, подала голос Беллатрисса:
- Но раз ты можешь вернуть душу бестелесной… или даже призраком…
- Да кто вам настолько понадобился-то? – резко перебил ее Король.
- Наш повелитель! Темный Лорд!
- Что-то знакомое… А! - не договорив, Король вдруг откинул голову, и тяжелый, разрывающий барабанные перепонки хохот раскатился по залу. Волшебники содрогнулись, как от физической боли. – И какого именно? Кого из всех? Или всех?
Он оглянулся, явно наслаждаясь недоумением и растерянностью аудитории.
- Нет, его я ни в каком виде возвращать не собираюсь. Это лучший экземпляр моей коллекции. Дух, который прибывал ко мне по кусочкам и до последнего оставался среди живых… нет уж, не отдам. Попросите другое.
- А что?.. – Долохов, похоже, уже перестал соображать.
- Да что хотите! Я все равно не выполню вашу просьбу, хотя как знать… Мне интересно, смертные! Вы не можете и представить, как скучно порой существование в моей Стране. Я ведь только поэтому и явился на ваш зов.
К ужасу всех, включая Малфоя, он стремительно шагнул сквозь световые стенки, сделал всего шаг – и заскользил над полом, жутко, беззвучно, как дементор… кем, собственно, и был. Остановился лишь на последнем, внешнем периметре, но непонятно было – то ли его остановил-таки последний круг защиты, то ли… просто так решил.
Малфой бессильно откинулся на спинку трона – взгляд Короля давил, как… каменная плита. «Слишком неуклюжее сравнение… - подумал Гроссмейстер, пытаясь уцепиться за любую разумную мысль… - но верное…» Взгляд Короля словно охватил его скользким, цепким щупальцем, и Малфой начал задыхаться. «Экспекто… экспекто патронум…» Но Король был дементором из дементоров, и любое хоть мало-мальски светлое воспоминание (их у Малфоя и так было не слишком много!) тут же меркло, поглощенные ледяными глазами.
Но потом в этих изменчивых глазах мелькнул интерес, и холод истаял. Малфой лихорадочно вздохнул, наслаждаясь возможностью снова свободно дышать. Его взгляд заметался, фокусируясь на неподвижных исполнителях в своих кругах, на Долохова, замершего на своем возвышении. «Почему они ничего не делают?! Почему они не изгоняют его?»
- Потому что я этого не хочу, - любезно пояснил Король; он продолжал смотреть с интересом. – Любопытно, Люциус Малфой, Гроссмейстер Ордена Тьмы. Так ты, оказывается, не очень-то хочешь возвращения своего Лорда? А чего же ты хочешь? Ах, своего сына!  Да, и супруги… хотя насчет нее не уверен, как я вижу. Так, а как же остальные? – он отвел взгляд и всмотрелся в полумрак за троном. – Не беспокойся, они нас не слышат.
- Не все, скажем так, - перебил его вздорный старческий голос. Король искоса глянул на Гриндельвальда, но промолчал.
Он глянул под ноги, и произошла странная вещь – весь круг октограммы начал вращаться, словно был не частью пола, а крепился на скрытой оси. Он поворачивался на некоторый угол, останавливаясь, когда Король оказывался перед одним из волшебников, потом продолжал движение. Наконец вращение закончилось, снова приведя его к трону.
- Ну что ж, тебе повезло, Люциус Малфой, - сказал Король. – Ты в меньшинстве. Большинство хочет возвращения… Темного Лорда.
- Ты собираешься его вернуть? – мрачно спросил Гроссмейстер.
- Конечно, нет. Я же сказал, что тебе повезло. Хотя… было бы весело, - он оглянулся на застывших исполнителей, – подарить каждому из них по Темному Лорду, а затем насладиться бесподобным зрелищем – как вся эта куча Лордов выясняет, кто из них настоящий! Однако что толку лелеять пустые надежды… Мое время истекает, и я должен буду вернуться к своим поданным, а рассчитывать на то, что вы призовете меня вновь… не стоит, верно? Вы свободны, - бросил он через плечо, и волшебники одновременно дернулись и стали ошеломленно оглядываться. Король негромко, вкрадчивым голосом продолжил: - А хочешь, я подумаю над твоим желанием, Малфой?
Драко, подумал Малфой и стиснул зубы.
- Нет!
- Ты меня разочаровываешь, - протянул Король.
- А ты меня недооцениваешь, - неожиданно для себя отрезал Малфой.
Он с трудом сдерживал дрожь. Это был безумный риск, но остановиться он не мог:
- Сделать из своего бедного мальчика призрака, которому все удовольствия жизни недоступны? За кого ты меня держишь?
- За смертного, конечно, - холодно бросил Король. – Я знаю, как вы любите себя утешать:  «Наверное, там, где он сейчас, ему лучше!» Как будто вы что-то об этом знаете! Ну ладно, раз так.  Быть может, ты достаточно скоро узнаешь.
Он почему-то оглянулся, смерил взглядом Долохова – тот попятился и на этот раз действительно оступился. В другой раз это позабавило бы Малфоя, но сейчас он не обратил внимания, озадаченный словами Короля,.
- Что ты хочешь этим сказать? Сам ведь признался, что не ты отнимаешь жизнь!
- Ну, тут есть одна тонкость, - снисходительно усмехнулся Король. – Даже две. Во-первых, отнять жизнь я все же могу – попросту убив тебя. Мне запрещено это делать, но иной раз я могу и плюнуть на запрет. А во-вторых… - он вдруг шагнул за предел октограммы и одним стремительным шагом одолел сразу все три ступеньки, так что его жуткое текучее лицо нависло над Малфоем, - я могу тебя поцеловать. Забыл? Тогда с твоей жизнью ничего не случится, и она останется в твоем теле. А ты составишь мне компанию… там. Встретишься с женой и сыном. Повидаешь Темного Лорда. И может быть, тебе там действительно будет лучше. Кстати, если ты боишься одиночества, я могу прихватить всех присутствующих здесь. Не желаешь?
- Ты знаешь, нет, - с обескураживающим спокойствием ответил Малфой.
Король повернулся спиной к нему, неторопливо спустился с возвышения и снова подошел к кругу.
- Как знаешь. Подумай все же, пока я здесь. А то может статься, ты пожалеешь, что не воспользовался моим предложением. А ты, Геллерт Гриндельвальд? – он вдруг повернулся к старому волшебнику. – Ты ведь несколько зажился здесь, на земле. Старый упрямец Дамблдор и то проявил больше разума.
- О! – старик вовсе не казался испуганным. – А ведь я не догадался спросить о том, как поживает там моя старый друг. Хотя, конечно, «поживает» - это несколько не то слово, но…
- …пожалуй, оно уместно, - с неожиданной досадой отозвался Король. – Вынужден признать, что существуют тени, которые брезгуют моей благосклонностью и, увы, сохраняют достаточно сил, чтобы противиться моей власти. Мне это не нравится, как ты сам понимаешь. Таких я порой отправляю назад, на новое рождение. Нет, не так, как ты думаешь. Не так, как вам хочется. За это надо платить, и они платят – памятью, воспоминаниями… Родившись вновь, они не вправе помнить, кем они были.
- Я всегда гадал, зачем это нужно, - заметил Гриндельвальд, - но сейчас вроде понял. Это нужно потому, что так нравится тебе. Верно?
- Да, и это тоже. Я ценю твой ум, Геллерт Гриндельвальд. Вот, тебе и мою загадку удалось разгадать. Скажу тебе больше - мне многое не нравится в последнее время. Каким-то образом в Страну Смерти проник живой волшебник, да еще с палочкой. И почему-то мои дементоры не могут его поймать. Четыре юных, сильных духа вырвались назад в мир живых – и это помимо моей воли. Причем стали не призраками, а обрели живые тела. Потом проник еще один - непонятный и могучий призрак, тоже вооруженный палочкой. Этот инструмент запрещен в моей Стране! У меня есть сведения, что палочками обзавелись еще несколько теней, в том числе и твой старый друг.
- Я рад за него, - заметил старик.
- А я нет.  Так вот, я сейчас подумал – не хочешь ли ты составить мне компанию? Ты мог бы оказать мне неоценимую помощь. Пойдешь со мной?
- Не выйдет.
- Ты слишком стар, чтобы отказывать мне, - увещевал его Король. – Спрячь палочку, зачем она тебе?
- Да мало ли, вдруг пригодится, - проворчал старый волшебник, критически рассматривая свою палочку. – Ох, не люблю я открывать карты раньше времени, да вот, порой приходится… Экспекто Патронум!
Палочку он при этом направил почему-то на себя. Это было странно, но удивиться никто не успел.
Гриндельвальд вдруг словно весь вспыхнул, озарился ярким серебристым сиянием и неожиданно встал с кресла… или нет, не встал. Это сияние отделилось от него и выпрямилось огромным светящимся силуэтом. Король отвернулся и попятился, а сияющий гигант шагнул к нему и взмахнул рукой. Раздался хлесткий, звонкий удар, как от могучей оплеухи. Король взмыл в воздух, описал дугу и рухнул в центр октограммы.
- Проваливай, - усталым будничным голосом сказал Гриндельвальд, и Патронус погас.

Малфой провел ладонью по резной крышке, смахивая редкие пылинки, потом слегка стукнул по ней змеиной головой на трости. Музыкальная шкатулка ожила – полились медленные, тягуче-спокойные звуки пианино. Он вздохнул – Нарцисса любила эту мелодий – и вернулся к своему месту во главе стола. Никто из сидящих за столом так и не притронулся к еде, но это его мало заботило.
- Прошу вас, - на всякий случай повторил он и потянулся к фруктам.
Казалось, уже много лет он не ел с таким наслаждением.
Гриндельвальд, конечно, последовал его примеру. Все молчали. Долохов неохотно отхлебнул и отставил бокал. Он упорно смотрел непонятно куда, чтобы не встретить взгляд Гроссмейстера – даже при том, что Малфой и не думал смотреть на него.
- Все уже позади, - ободряюще сказал Малфой. – Примите мою благодарность, учитель. Я думаю, вы сегодня спасли нас всех.
- Я спасал себя, - хмыкнул Гриндельвальд, - но раз вы оказались под рукой, то можно и так сказать. Благодарность – дело хорошее.
- А как вы это сделали, учитель? – с благоговением спросила Беллатрисса. – Никто из нас не мог вызвать Патронуса, никто! Это… чудовище отбирало все самое хорошее, самое счастливое…
- А что ты пыталась вспомнить, Белла? - участливо спросил Малфой.
- То же, что и всегда – крики предателей Лонгботтомов! Но сегодня они звучали, как звон комара…
Гриндельвальд захихикал. Беллатрисса с обидой посмотрела на него:
- Учитель!..
- Что «учитель»? Наградил меня Гроссмейстер ученичками, нечего сказать! Никогда не понимал тех, кто ищет счастья на стороне! Ты сама себе счастье, дурочка! Я сам себе счастье! Но я это понимаю, а ты нет! И поэтому я сам себе Патронус. Ты не узнала моего Патронуса? Это же я! Самое хорошее, самое прекрасное в моей жизни – это я сам, и этого у меня никому не отнять, пока я жив! Спасибо за ужин, Гроссмейстер. А вас, Старший Мастер, как своего лучшего ученика, я попрошу на досуге поразмышлять о своей глупости. Размышления будьте любезны изложить на пергаменте и вручить мне не позже четверга. Простите, что покидаю вас, Гроссмейстер, но я что-то подустал.
- Мы все устали, - любезно согласился Малфой и встал. – Я все же не считаю произошедшее полным провалом. Кое-что важное мы все-таки узнали.
Было приятно увидеть, как передернулся Долохов.
Вслед за Гроссмейстером встали и остальные. Люциус наконец встретился взглядом с Долоховым – тот смотрел растерянно и с какой-то мольбой, но в глазах Гроссмейстера не было сочувствия. Малфой только приподнял уголок рта, глянул вслед уплывающему креслу и кивнул, демонстрируя полное согласие с мнением старого волшебника. Потом повернулся и направился к двери.
Если бы он оглянулся напоследок, он увидел бы, какой злостью вспыхнули глаза Долохова и, возможно, даже прочитал бы в них свой приговор. Но Малфой не любил оглядываться и поэтому вышел из гостиной со спокойной душой.
В конце концов, все закончилось благополучно. Долохов провалился, и доверие к Малфою теперь станет крепким, как никогда. Наступала очередь его плана. Правда, план нуждался в доработке, но спешить некуда.
По дороге он вызвал эльфа, приказал принести ужин в кабинет. Войдя туда, палочкой закрыл шторы – в окно уже заглядывала ночь, а Тьмы на сегодня с него хватило. Загорелись уютные лампы, а большое зеркало превратилось в еще одно окно. Там тоже была ночь, но в ней созвездьем горели окна старинного замка, вычерченном на фоне подсвеченных луной облаков.
Только сейчас он понял, что очень устал. И на душе было тягостно.
Дух, прибывший по кусочкам… Великий Мерлин! Всего-то?!! Хоркруксы! Только не один, а несколько… неважно сколько. Это и была великая тайна?
Теперь понятно, почему Волдеморт с каждым годом становился все безумнее…
Четыре юных, сильных духа, вырвавшихся из лап Смерти и обретших настоящую жизнь…
Прости меня, Лорд. Не ты победил Смерть. Так что прости, что я верил тебе, что я был верен тебе. Прости за то, что я тебя вообще знал!
Малфой смотрел на Хогвартс и размышлял.
Было время, он любил Хогвартс, как и любой волшебник, учившийся в нем. Его любил даже Темный Лорд, и Хогвартс занимал много места в его планах. Волдеморт собирался сделать его своей школой, школой Темных Искусств и темных волшебников. Но Волдеморт пал.
Глядя на Хогвартс, Люциус Малфой понял, что в сердце больше нет тех теплых чувств. «Ты убил моего сына, - сказал он изображению в зеркале. – Ты посеял в нем сомнения, и он предал Лорда. А я убью тебя. Или не я… Стоит подбросит эту идею Долохову. Ему понравится».
Еще один элемент плана встал на свое место. Хогвартс должен быть разрушен. Не сейчас, не скоро, но когда-нибудь… когда-нибудь…
Малфой вздрогнул – словно в ответ на его желание небо над Хогвартсом вспыхнуло морем огня. Только потом до него дошло, что это фейерверк.
Странно… Сегодня вроде не праздник.