— Я по-прежнему восхищаюсь как вашей удивительной осведомленностью, как и той бесцеремонностью, с которой вы, Дамблдор,  вмешиваетесь не в свое дело… — сообщил Вольдеморт, созерцая темно-красное содержимое бокала.
В камине потрескивали дрова — особенно уютно, если учесть, что на дворе царил лютый холод. Окно кабинета Темного Лорда было заткано морозным узором, напоминавшим заледеневший отпечаток крыльев. Последние отблески холодного солнца пробивались сквозь эту преграду, оставляя на острых перьях золотистые клочки света.
— А я не думаю, что здесь есть не мои дела, — сильнейший светлый маг уходящего столетия вежливо улыбнулся. Светло-синие глаза лукаво блеснули за полукруглыми линзами. — В конце концов, каждый мой ученик, которому я не сумел внушить понимание разницы между простым и правильным — моя ошибка. Таким образом, твой Дом полон моих педагогических ошибок…
— О, да. Зато кладбища старой доброй Англии полны ваших педагогических успехов, — съязвил Лорд. — Должен сказать, я бы сломал палочку и ушел к магглам от позора, окажись я педагогом, у которого половина учеников ушла на Темную сторону, а остальные были перебиты благодаря интриганским наклонностям учителя… — Предводитель Упивающихся впервые поднял взгляд и поморщился — свет, отраженный отполированной поверхностью бронзовой рамы, резанул глаза. Глядя мимо собеседника, невинно поинтересовался:
— Совесть за невинно убиенных не мучает, нет?
Дамблдор устало проговорил:
— Том, в мире есть вещи гораздо хуже смерти. Потерять любовь, совесть, душу, наконец… — Экс-директор прикрыл глаза ладонями, но сразу же их отнял. — Впрочем, ты никогда этого не понимал.
— Просто я, несмотря ни на что, всегда слишком любил жизнь, — пожал плечами Темный Лорд, отхлебнув вина.
— Любил? Я начинаю верить, что ты и вправду никогда не знал значения этого слова.
— Отнюдь. Однако не уметь любить и не считать это умение единственно важным в жизни — разные вещи, Дамблдор… — светским тоном пояснил Вольдеморт. В  тени его глаза казались совершенно черными.
— Только не в твоем случае, Том, — в голосе Дамблдора послышалась горечь. — Прошу меня простить, но для таких чувств необходимо иметь душу…
Лорд молчал, потягивая вино. Когда Светлый уже решил, что он не откликнется, Том Риддл тихо произнес:
— Как бы то ни было, моя сентиментальность довольствуется тем, что есть. — Темный скользнул взглядом по двухмерной фигуре своего первого любовника. — Иначе… зачем бы я стал держать у себя в кабинете ваш портрет?
Недопитый бокал, резко поставленный на стол, еле слышно отозвался прохладным звоном.
— Впрочем, неважно, — добавил Вольдеморт.

…А портрет убитого прошлым летом великого светлого ничего добавить не мог. Ему достались от оригинала внешность и характер, но не знания. И поэтому…
Поэтому он не мог ни догадаться, ни вспомнить, что словами “это неважно” его злейший враг и последний любовник всю жизнь обманывал только себя.